Творцы Священной Римской империи

Эта грамота провозглашает ни много ни мало как отказ от всей системы императорских дарений и подтверждений, с помощью которых до сих пор регулировались политические отношения между императором и папой. Дискредитируются все права, приобретенные папством в ходе многовековой борьбы. Даже Рим, город апостолов, объявляется принадлежащим не папе, а императору, называвшему его своим «царским городом». Так Оттон III рассматривал Рим с тех пор, как устроил в нем свою резиденцию. Если при Карле Великом римские магнаты, как духовные, так и светские, стали «императорскими людьми», а весь простой народ равным образом заявлял о своей верности императору, то теперь то же самое можно было по праву сказать и об Оттоне III. Однако выражение «наш царский город» («nostra urbs regia») заключает в себе и еще более глубокий смысл, ибо здесь специально употреблено прилагательное «царский» («regia»), а не «императорский» («imperatoria»): эпитет «urbs regia» («царский город») являлся древним почетным обозначением Рима. В течение многих столетий вошло в обычай применять это гордое обозначение к Константинополю, и теперь открыто заявлялось, что Рим, а не Константинополь является «царским городом».

Место, предназначаемое Риму, определяется в самом начале грамоты сжатой и выразительной формулой: «Провозглашаем Рим главой мира, а римскую церковь объявляем матерью всех церквей». Рим, глава мира, обладает двойственной природой, являясь и «царским городом», резиденцией императора, и городом апостолов, вследствие чего римская церковь выступает в роли матери всех церквей. Этой двойственной природе соответствуют оба аспекта проекта «Возрождения империи римлян». Вместе с тем в этой формулировке можно усматривать и известную уступку папству, ибо, хотя и упраздняются его права, основанные на жалованных грамотах, признается прежняя теоретическая основа регулирования взаимоотношений между папством и Империей — учение о двух властях, продолжают сосуществовать «королевская (царская) власть» и «священный авторитет понтификов», власти светская и духовная, о чем писал Лев Верчелльский в 998 году в своем стихотворении, посвященном Григорию V.

Как же Оттон III собирался разграничивать полномочия обеих властей, применяя доктрину на практике? Ответ на этот вопрос можно найти во второй части той же грамоты: «От щедрот своих мы дарим св. Петру принадлежащее нам, а не передаем ему его собственность так, как будто бы она была в нашем владении». Правовая основа этого дарения с императорской точки зрения предельно проста. Но на каких условиях оно осуществляется? Здесь речь идет не о дарении в обычном смысле этого слова, а о таком пожаловании, при котором даритель расстается не со всеми правами. Это следует из того, что получателем дарения является не римская церковь, не папа и его преемники на папском престоле, не лично Сильвестр II, а сам Апостол Петр. Не говорится о том, что папа может свободно распоряжаться полученными графствами, — он может лишь владеть и управлять ими для приращения своей апостолической и его, Оттона III, императорской власти.

Проведение, вопреки обычаю, в грамоте различий между правами папы и более обширными правами Апостола Петра объясняется тем, что в то же самое время Оттон III принял новый титул, ставивший его в особое положение по отношению к Апостолу Петру. Отсюда следует, что все не предоставленные папе права, обычно гарантировавшиеся подобного рода актами дарения, оставались за императором, который теперь в своем особом качестве «слуги апостолов» реализовал их в интересах Апостола Петра. Это разделение императорской и папской компетенций при управлении имением св. Петра практически было трудно осуществимо, чем и объясняется нечеткость выражений дарственной грамоты, не содержавшей в себе необходимые определения, дабы не предвосхищать решение этого вопроса. Становится ясным и то, почему император, передавая восемь графств, расположенных в столь важной для него области на пути к Риму, говорит о приращении императорской власти, ибо он вовсе не выпускает из рук южную часть Пятиградья, а лишь переводит ее из собственности Империи во владение св. Петра, светским управляющим которого является не кто иной, как он сам.

Распоряжение, сделанное относительно Пятиградья, очевидно, не должно было ограничиваться только этой областью. Если довести его интерпретацию до логического завершения, то управление всем имением св. Петра должно было делиться аналогичным образом между «викарием св. Петра» — папой Сильвестром II, и «слугой апостолов» — императором Оттоном III. Можно предположить, что таков и был замысел императора, устроившего свою резиденцию в Риме и рассматривавшего его в качестве своего города. И противоречие, состоящее на первый взгляд в том, что Венгрия по инициативе Оттона III была в 1001 году провозглашена королевством, но при этом препоручена св. Петру, находит свое объяснение, если справедливо предположение, что император оставил за собой особые права в отношении владений римской церкви.