Ты доиграешься, детка

– Я не знал, не знал, кто ты, когда был с тобой той первой ночью, клянусь, Ника, не знал…

Мне в пору бы заткнуться, вот только теперь слова текли рекой, как до этого слезы Ники, теперь бесследно высохшие.

– И я не знал, что ты любила его. Не знал, что о нем рассказывала. Не знал, что его мной пыталась заменить.

Горечь понимания заставила эту гребаную мышцу в груди сжаться, но я знал, что сам позволил Нике сделать это. Потому что это единственный способ быть с ней рядом.

– И я не хотел соглашаться, но видит Бог, я не жалею, что привез тебя сюда.

Она дернулась, словно от пощечины, и я проклял свой язык за то, что произнес.

– Это он просил? – ледяное спокойствие. Пугающе ровное. От него веет могильным холодом, как и от пустых глаз. Она должна знать. Только мысль эта пришла в мозг слишком поздно.

– Глупо было…

– ОН!?

– …да…

Отшвырнула мои руки, отбросила от себя как гремучих змей, отползла по белым осколкам фарфора, не замечая, что оставляет кровавые следы.

– Почему? – в убийственно-спокойном взгляде на секунду появилась брешь, и я смог прочесть немой вопрос, который тут же утонул в стеклянном равнодушии.

Почему.

– Он боялся, что ты помешаешь им пожениться.

– Марина знала? – её голос дрогнул, подтверждая мою догадку.

Сестра – самый родной на земле человек. И мое предательство по сравнению с предательством сестры – ничто.

– Нет, – даже если бы знала, я не смог бы повернуть этот нож в ее сердце.

И мой ответ словно напитал Нику силой.

Она медленно выпрямилась и поднялась на колени, а потом и на ноги. Хрупкая, худая, беспомощная, но сейчас она не выглядела сломленной. Встала, на секунду прикрыв глаза, а потом открыла их и прошла в комнату.

Как в тумане поднялся следом, и пошел за Никой, боясь того, что она рано или поздно произнесет.

– Отвези меня на вокзал, – ни домой, ни в город. На вокзал. Потому что ни минуты больше не сможет вынести в этом доме. Как и я.

Вместо ответа подошел к шкафу и вынул оттуда черную сумку. На ее дне лежал черный пакет, который развернул дрожащими руками и, повернувшись к стоящей у кровати Ники, положил деньги на покрывало.

Знал, что после этого больше не будет ни единой ниточки, держащей ее здесь, знал, что потеряю ее навсегда, знал, что отдам их – и перечеркну все, что так старательно возводил. Но все равно опустил этот гребаный лям на покрывало, и купюры веером рассыпались по матрацу.

– Они твои, – замер, борясь с желанием сгрести Нику в объятия и заорать, чтобы не смела уезжать, но этим сделаю только хуже. Она не простит.

– Здесь больше, – она не поднимала на меня глаз, продолжая сверлить взглядом купюры, глядя на них так, словно они пропитаны кровью.

– Полмиллиона, те, что дал Никита, чтобы я увез тебя, – она задержала дыхание, но не подняла глаз. – Полмиллиона те, что обещал тебе я. Они по праву твои. Забирай.

Выдохнула с шумом, а потом сгребла деньги и ударила пачкой мою грудь, выбивая кислород из легких. Купюры посыпались на пол, но она продолжала прижимать их часть к моей ледяной груди, глядя прямо в глаза.

– Мне надо попасть к ним на свадьбу.

Перехватил ее кисть, до боли сжимая запястье, прижимая теснее к груди, чтобы ближе, но Ника не позволила.

– Я. Должна. Попасть. На свадьбу.

Её кожа была холодна как лед. Безотчетно провел по ней большим пальцем, и Нику коротнуло. Дернулась, собираясь отнять кисть, но я не дал убрать, сжимая до побелевших костяшек. До синяков на коже.

– Ты готова отдать миллион, чтобы попасть на свадьбу сестры?

– Нет, Стас, – выплюнула с отвращением, явно адресованным мне. – Я готова отдать все, что у меня есть.

Оставил Нику одну, вышел в кухню, только сейчас заметив лежащий на полке телефон. Оставил его дома, долбоеб. Надо ж было…

Вышел на улицу и набрал номер брата, отстраненно заметив на руках кровь. Чья это, моя или её?

– Привет, брат. Слушай, прости, что звонил не вовремя. Знаю, что ты на работе был днем, но дело неотложное. Можешь говорить?

Никита даже не заметил, что я не произнес ни слова. А я все гадал, как она узнала о свадьбе…

– Что у вас стряслось? – не узнал свой голос, когда дрожащей рукой доставал из заначки сигарету. Подкурить удалось с третьего раза. Но одной затяжки было мало.

– Сегодня на узи были, – Никита говорил с такой гордостью, что мне бы впору порадоваться, если бы он не топтался сейчас на костях моего счастья. – У Маринки двойню просветили. Сказали, что свадьбу лучше сейчас, пока маленький срок. Вот мы и решили перенести на следующие выходные. Гостей по минимуму. Только самые близкие. Ты как, сможешь?

Отбросил прокуренный до фильтра бычок, вылавливая из сознания мысль: у них двойня.

– Поздравляю, брат! – бесцветно выдавил, шаря в поисках еще одной сигареты в пачке. Последняя.

– Спасибо. Так что? Сможешь ненадолго оставить дома Горгону и прилететь на выходные?

Рука дрогнула, и сигарета сломалась пополам. Сжал в кулаке. Захотелось въебать брату.

– Приедешь, говорю? Сможешь, брат?

Я. Должна. Попасть. На свадьбу.

Слова Ники возникли в мозгу как мантра, и я кивнул, а потом, взяв себя в руки, заговорил.

– Приеду. Во сколько регистрация?

Глава 40