Ты меня поймал (СИ)

— Папа! Он всё врет! Врёт! Он спал со мной целый месяц, — кричит Наташа, теряя весь свой лоск, превращаясь в обычную тётку с улицу, только очень жадную до моих денег. — Это всё липовые документы! Подделки! Ты же понимаешь, папа, он за свои деньги не то, что эти бумажки о бесплодии может купить, но и то, что он прямой потомок Романова.

— Замолчи, Натали! Замолчи! — резко одергивает дочь, Пётр Иванович, меняясь в лице. — Прекрати и дальше меня позорить. Замолчи!

— Отец!

— Тут стоит подпись Илларионова Вениамина. И тебе ли не знать, что это был самый неподкупный человек на планете. За что и поплатился, — уже тише добавляет Вознесенский, возвращая мне все бумаги.

Мать Наташи, кажется, едва дышит, обмахиваясь рукой вместо платка, а сама девушка рыскает взглядами между всеми нами, явно пытаясь вернуть свою фортуну.

— Но, папа, я всё продумала… — пытаясь вернуть внимание к себе, бормочет моя бывшая любовница. — И у Лео … он не может быть бесплоден. Ведь его жена тогда была беременна… и

— Наташа, закрой рот! — срывается Пётр Иванович, бросая гневный взгляд в сторону девушки, что та резко отшатывается в сторону, буквально падая в кресло, где ранее сидела. Голубые глаза наполнились слезами, а губы задрожали, предвещая скорую истерику.

— Я приношу свои искренние извинения за доставленные неприятности и готов принять ваши требования по урегулированию ситуации, — сухо начинает Вознесенский. — Вы же понимаете, что подобная информация подорвёт общественное мнение обо мне, а через полгода перевыборы в администрации.

— Для меня главное — это покой. Так что прошу только принять меры по устранению вашей дочери из моей жизни. Мне бы не хотелось, чтобы потом она кричала на каждом углу о якобы брошенном мною ребёнке или ещё чего похуже. Если вы не можете справиться с ней, тогда я могу и сам.

— С вашего позволения, Лев Николаевич, мы сами. Обещаю, она вас больше не потревожит. У неё теперь столько забот — предстоит переехать, выйти замуж, родить, а потом пелёнки, зубки.

Бросил короткий взгляд на девушку, с лица которой сошли все краски. Расписанное её отцом «светлое» будущее ту совсем не радовало, а точнее, вогнало в состояние, близкое к обмороку.

И мне её абсолютно не жаль! Сама всё испортила.

— Хорошо, Пётр Иванович, тогда умываю руки, — и демонстративно поднял ладони вверх, выражая свою капитуляцию в этом споре.

— Спасибо, граф де Бомарше, и всего вам наилучшего, — благодарит меня Вознесенский, протягивая ладонь для рукопожатия.

Сердечно жму, ибо мне реально жаль этого человека. Иногда в моей голове вот после таких случаев проскакивает греховная мысль — хорошо, что у меня нет детей.

Семейство Вознесенских покидает меня под шипение Наташи и брошенные в мою сторону её яростные взгляды. Хотя, как по мне, лучше бы так на собственное отражение в зеркале смотрела. Ведь истинная виновница всех её бед именно там.

А вот о Илларионовой как-то все позабыли. Намёк судьбы для меня?!

Глава 12

Лара

После увиденного и услышанного из новостей я, одержимая яростью в глазах Третьякова, буквально оккупировала собственную квартиру.

Выпроводив из дома бабу Юлю под предлогом зависшего у меня заказа, придвинула комод к входной двери, закрыла всё шторы и хотела спрятаться под стол, но поняла, что это перебор.

Если они войдут в квартиру, стол меня не спасёт, а вот кое-что другое…

Сейф отца за книжным стеллажом был известен мне с семи лет. Я любила тайны и приключения, пока была несмышлёной малышкой.

Достала кольт «1911», что подарил отцу кто-то из благодарных пациентов на юбилей за несколько месяцев до их с мамой гибели. Папа был от него в восторге, что до меня, то я всегда была против насилия и оружия в доме, но избавиться от такой красоты не смогла. Ручная работа, золото и серебро в отделке, красное дерево на рукояти, что даже сейчас греет мои холодные пальцы. А ещё, кроме витиеватых линий и плавных изгибов, вдоль ствола там имелась шикарная гравировка в виде головы льва. Очень искусная работа.

В случае его продажи на вырученные деньги можно было бы пару месяцев, а то и больше при разумной экономии неплохо жить. И если я его не продала, то пусть хотя бы сохранит мне жизнь.

— Спасибо, папа. Научил меня, а ведь теперь пригодилось, — прошептала я большому портрету на противоположной от сейфа стене.

Там наша небольшая семья. Все трое и моя первая выставочная картина.

Зарядила пистолет и приготовилась держать оборону.

Но ни в этот день, ни на следующий люди Третьякова с оружием наголо ко мне не пожаловали. И это вселяло надежду на светлое будущее.

Может, граф Дракула таки позабыл про меня. Совсем.

Утро понедельника встретило меня первым морозом, когда я, совсем смелая, высунула нос в приоткрытую дверь балкона. Пол и перила были завалены листвой и покрыты белой изморозью ледка.

Жизнь продолжается, а Илларионова Клара Вениаминовна застряла в пучине собственных фантазий. Зачем я сдалась графу, чтобы приходить за мной?! Он и так знает, что от меня проблем не будет, поэтому тогда вечером отпустил.

Непонятен был только его поцелуй. Зачем ему мои неопытные телодвижения?!