Снова кивнул. Если вчера я просто хотел прочистить мозги этой обнаглевшей блондинке, то после содеянного о помиловании не может быть и речи.
Сделал ещё несколько глотков бодрящего кофе и собрался снова в путь.
Когда объявился в главном офисе нашей семейной корпорации, чита Вознесенских от ожидания и бурной фантазии, зачем именно пятеро из моей охраны вытащили их из родового гнезда, были бледны и крайне напряжены. Зато Наталия, как ни странно, благоухала свежестью и бодростью майской розы мне невыспавшемуся и с нечистой совестью на зависть.
— Лев Николаевич, что творится? — тут же оживился Вознесенский, когда я неспешно проследовал к своему рабочему столу.
— Хороший вопрос, Пётр Иванович. Мне бы тоже хотелось узнать, что творится с вашей дочерью в последнее время. Бешенство матки? Гормоны? Наркотики? Или ещё какая болезнь, вынуждающая меня посадить её в клетку.
Родитель совсем бледнеет, а мать лишь прикладывает тонкую ладонь к сердцу.
— Я не понимаю, — растерянно тянет Вознесенский, бросая взгляды то на жену, то на умиротворенную дочь.
— Вчера Наталья нарушила закон о частной собственности, сегодня оклеветала меня на весь мир с каким-то диким заявлением о торговле детей. Боюсь, завтра она заявит о своей святой непорочности и придётся запереть её в комнате без окон и дверей.
Пётр Иванович как подкошенный бухнулся обратно в кресло, упираясь на меня расширенными глазами. Единственное чадо явно довело родителей до ручки. Самое интересное, они ведь даже не пытаются доказать невинность дочери.
— Не выйдет, Лео, запереть меня в психушку, — неожиданно вступает в дискуссию виновница этой вакханалии, поднимаясь со своего места. — Я беременна. От тебя, дорогой! — торжественно добавляет будущая смертница и улыбается во все тридцать два зуба.
Акула и та позавидовала бы ей. Кажется, сегодня я впервые вижу истинное лицо этой девушки. Наташа излучала всем телом триумф женщины, взявшей, как ей кажется, за яйца самого Лабарра де Бомарше.
— Да неужели? — спокойно отзываюсь и поудобнее усаживаюсь в кресле, ведь сейчас явно последует спектакль.
И Ната меня не подводит. Хотя бы так.
— Да. Я сделала тест и сегодня утром УЗИ. Срок примерно шесть недель.
Принимаю эту информацию, желая всё-таки понять до конца, что творится в этой головке на тонкой шейке, которую пальцы до зуда хотят переломить.
— А с какой целью ты решила отца своего будущего ребёнка смешать с грязью, обвиняя в таком маразме.
Вознесенская, не встречая от меня сопротивления насчёт принятия факта её беременности, осмелела ещё больше и даже придвинулась к моему столу.
— Это не маразм. И тебе, Котик Лео, об этом прекрасно известно. Вчера я познакомилась с пациенткой твоей якобы генетической клиники. И у меня даже есть свидетель.
— Это ты намекаешь на свою подругу Клару? Уверена, что она хоть слово скажет против меня? Особенно, когда вчера ты её просто бросила на съедение львам.
Ната хмурится, не понимая, к чему я клоню.
— Наташа, что ты вообще такое говоришь? И при чём тут Ларочка? — измученно шепчет матушка, пытаясь поймать ладонь дочери.
— Да, мало того, что ваша дочь как закоренелая преступница прокралась в клинику с тяжело больными пациентами, так ещё и подругу подбила на преступление, а потом, когда всё пошло не по их плану, бросила её там.
— Ты торгуешь детьми! — не выдерживая, срывается Ната на визг и притопывает туфлей для пущего эффекта. — Я всё знаю, Третьяков! И сегодняшнее утро лишь малая часть того резонанса, который я могу тебе устроить в случае твоего отказа от меня и ребёнка.
— Наташа, ради бога, прекрати! — уже повышая голос, поднялся с кресла Пётр Иванович.
— Папа, я не вру. Мы с Ларой встретили там беременную девушку, она просила нас о помощи. Ты бы её видел!
— Всё верно, Пётр Иванович. Бессонова Дарья — пациентка нашей клиники. У девушки на фоне беременности обострилось генетическое заболевание, и родители с её мужем, видя плачевное состояние психики их дочери и жены, определили в мою клинику, чтобы иметь возможность спасти обоих.
— Бедняжка, — страдальчески шепчет Вознесенская-старшая, хотя я бы на их месте лучше бы себя пожалел.
Такую дочь вырастили, что и врагов не надо.
— Ты врёшь! — визжит Наташа, но я уже не обращаю на неё внимания.
— Только в качестве моего глубоко уважения к вашей семье, Пётр Иванович, я привёз медицинскую карту девушки, но прошу иметь в виду, что тем самым нарушаю закон о нераспространении личной информации пациентов моей клиники.
Вознесенский растерянно кивает, веря мне безоговорочно, и, когда я протягиваю ему упомянутую карту, едва туда смотрит.
— И ещё, новость о беременности вашей дочери, конечно, прекрасна, и я вас от всей души поздравляю, но стать отцом вашему внуку или внучке не смогу. Я бесплоден. Вот справка от моего врача.
Протягиваю ещё один документ в дрожащие пальцы несчастного отца. Я сегодня подготовился. Как бы ни старалась Ната, её ходы предсказуемы — постараться дать мне то, чего я лишился несколько лет назад. Только она многое не учла, неразумная мажорка.