— Я даже не сомневался в твоём молчании, Мотылёк, — снисходительно отвечает Третьяков сам себе, пока я сглатываю острый приступ ненужного возбуждения. — Поэтому один поцелуй, и ты свободна. Заметь, за нарушение неприкосновенности частной собственности это ничтожно мало.
Мой мозг с ним согласен, а вот душа требует наказания за угрозы моей семье. Но граф не ждёт моего благословения и просто целует. Жарко, страстно, буквально впечатывая свой рот в мой.
В первую секунду я задыхаюсь от неожиданности бесцеремонного вторжения, а потом меня накрывает приятное чувство томления, которое как снежный ком с горы из маленького снежка превращается в грандиозный обвал, под которым рушится моя агрессия и рождается страсть.
Теперь меня можно не держать, я и так не сопротивляюсь и даже неумело пытаюсь копировать движения мужчины. И где-то в затылке бродит мысль, что потом за этот поцелуй буду себя презирать, но сейчас прикрылась мыслью о единственном способе спасения.
Граф сам разрывает наш поцелуй. Распахиваю веки, что, оказывается, успела прикрыть, и тут же упираюсь в изумрудный взгляд. И, как ни стараюсь, не могу понять, о чём мужчина сейчас думает.
— Теперь ты свободна, — хрипло и снова отчужденно выносит решение хозяин этого проклятого места, буквально отталкивая моё тело в сторону.
Я неожиданно понимаю, что, пока «плавала» в его глазах, мои руки освободили от наручников.
— И не забывайте, Илларионова, о моём предупреждении. Второго шанса у вас не будет. Найду и запру.
Сглатываю сухой ком в горле и пытаюсь незаметно восстановить дыхание, сорванное за время поцелуя. Это вон граф Дракула спокоен как скала, а я только что пережила самый откровенный опыт из своей сексуальной жизни.
— Не забуду, — шепчу в ответ, желая скорее оказаться в стенах родного дома.
В груди предательски заныло от очередного разочарования в мужчинах, но именно с ним я не имею на это право. Этот мужчина для меня лишь посторонний и не более.
Такой посторонний, с которым ты целуешься уже второй раз подряд и который снится тебе по ночам в откровенных сценах.
Меня более никто не держит. Я понимаю, что моя сумочка с телефоном, мелочью и ключами осталась где-то в шкафу этого мужчины, что сейчас недовольно смотрит на меня. Но мне всё равно.
Я сжимаю зубы, проглатывая желание сказать напоследок что-то особенно едкое, и, расправив плечи, собираюсь вернуть пиджак его законному владельцу.
— Не стоит. Он всё равно испорчен, — холодно чеканит де Бомарше, тем самым мысленно торопя меня его покинуть.
Отвергаю глупое показное — бросить вещь прямо на асфальт, так как мне ещё до дома пешком и под дождем топать, и просто отворачиваюсь от Третьякова.
Сложно даётся только первый шаг, а потом, чувствуя между лопаток его свинцовый взгляд, я уверенно набираю скорость.
С ним нельзя иметь ничего общего! Это опасно! Опасно, Лара, не только для твоего покоя, но и, кажется, для целости твоего глупого сердца.
Осколки сердец, подобных твоего, у этого мужчины великое множество, а он даже не слышит звона их падения.
Глава 11
Вернувшись в тот вечер после шпионажа домой мокрой и холодной, я оккупировала ванну часа на три с регулярной сменой воды на погорячее. Покой и тепло — это всё, что меня тогда волновало.
Сегодня, скорее всего, придёт с проверкой баба Юля — соседка напротив, у которой я взяла запасной ключ. Мой короткий рассказ о том, что упала и при падении потеряла ключи из сумочки, её не впечатлил. Это я ещё пиджак заранее сняла, а то вообще бы дознание с пытками провела. Как — никак двадцать пять лет работы в органах Федеральной службы безопасности произвели неизгладимый отпечаток на характере и привычках этой дамы крайне преклонного возраста.
А сумочку было жаль… мамина. И с телефоном теперь много возни будет… надо восстановить симку, купить новый агрегат, перенести важные номера в память, благо я их на всякий случай выписываю в записную книжку.
Вздохнула, открывая глаза.
На часах близится полдень, и тело отказывается и дальше валяться в постели.
Душ, быстрый завтрак и острое нежелание выходить на улицу, которое настигло меня, когда сборы уже были закончены, а сама я стояла перед входной дверью.
А вдруг Третьяков за ночь передумал, и сейчас меня в каком-нибудь углу поджидает его охрана во главе с блондином, кажется, Захаром.
Отошла от дверей и присела на поскрипывающий пуф без одной ножки. В памяти оживают угрозы Дракулы, и я решаю остаться дома.
Впереди два выходных. Планов у меня не было, заказов тоже. Можно просто перенести все дела на понедельник, а всё это свободное время рисовать в своё удовольствие.
На этой позитивной ноте я сбросила шарф и пальто обратно на вешалку-треногу возле себя.
Вернулась на кухню и заварила любимый чай с щепоткой мяты, хваля себя за верно принятое решение.
Во всём нужно время и терпение. За два дня моего заточения Третьяков успокоится, охрана доложит, что я, напуганная им до смерти, безвылазно сижу дома, и всем будет радость в карму.