Ты меня поймал (СИ)

Понимаю, что мне надо испугаться. Даже если она меня специально не пристрелит, то пистолет может выстрелить случайно в связи с нервным настроем барышни.

Но мне, чёрт возьми, становится весело и … хорошо. Дебил, честное слово!

Поднимаю обе ладони вверх в знак своей безоговорочной капитуляции перед этой боевой бабочкой и … улыбаюсь.

— Уходите! Я ничего и никому не сообщала и не собираюсь! Я не виновата! — отрывисто, надрывая связки от напряжения, что сковало женское тело, Лара выдвигает условие и взводит курок пальцем другой руки, что поддерживает запястье первой.

Стрелять она не умеет, ясно как божий день. Но это как раз и опасно!

Ловлю её встревоженный взгляд и быстро шагаю к ней, обнимая за талию, при этом пропуская руки девушки над своим плечом. Теперь пистолет маячит в районе моего уха, грозя мне отстрелом этого органа.

— Поймал. Снова, — не удержавшись от соблазна, шепчу в маленькое ушко и оставляю за ним быстрый поцелуй. — Мотылёк, давай отложим оружие и поговорим в квартире. Я к тебе в гости по другому поводу пришел.

Говорю, а сам, не удержавшись, скольжу ладонями по талии под краем рубашки, который слегка задрался, где меня ожидает теплая нежная кожа. Если пристрелит, то хотя бы не просто так, а за моё наглое домогательство.

— Какому другому? — шелестит вопрос с её губ, и мне не надо видеть удивлённого лица художницы, чтобы понять степень её недоумения.

У меня же подготовлен правильный ответ.

— Соскучился, — вместо задуманного говорю чистую правду, в которой даже себе не сознавался.

Эти два дня я как конченный псих практически обитал в своём кабинете клиники, ибо только там мне чудился тонкий запах ландышей. Уходя же оттуда, я снова тянулся обратно. Это какой-то заговор!

Зато теперь я могу с наслаждением и полной грудью вдыхать цветочный аромат, въевшийся в подкорку моего мозга.

На первом этаже хлопает дверь, вырывая меня из парфюмерного недооргазма, и понимаю, что наша картина хоть маслом, хоть в карандаше будет эпической. Мою физиономию знает каждый второй человек в этом городе.

Лара же снова не шевелится, наверное, окончательно впав в шок, кому или ещё чего похуже, поэтому беру исполнение на себя.

Просто приподнимаю Мотылька и несу в квартиру.

— Господи, сколько ты весишь? — изумляюсь вслух, так как по ощущениям не больше хилого подростка.

— Сорок четыре, — слышу механический ответ и снова улыбаюсь.

Почему?! Потому что придурок. Пинком ноги закидываю посылку в коридор и тем же способом закрываю входную дверь за нами.

— Это, наверное, вместе со всем своим гардеробом. А без одежды и сорока не наберётся, — ставлю девушку аккуратно на пол и также без резких движений немного отклоняюсь назад, чтобы заглянуть в её лицо.

В её глазах читаю смущение с небольшой каплей испуга в равной доле с возмущением моим поведением, и кажется, первого больше, если судить по чудным розовым щекам.

Это соблазн в чистой форме. Нельзя вот так открыто смотреть на мужчину. По крайней мере, ей на меня точно.

— Ты пахнешь весной, — зачем-то снова несу бред, что подтверждается всплеском эмоций на её удивлённом лице и приоткрытым ртом в беззвучном «о».

Отпускаю руки, пытаясь сохранить ясный разум, по логике которого надо бы забрать у девушки огнестрельное от греха подальше. Тем более она и сама уже отпустила руки вниз, но оружие все также нервно сжимает до побеления костяшек пальцев.

Приглядываюсь к пистолету и едва сдерживаю возглас удивления.

— Любительница кольтов?

Илларионова отрицательно качает головой, не спуская с меня внимательного взгляда.

— Может, тогда отдашь? Тем более он все равно принадлежит моей семье. Раньше принадлежал, — поправился я, буквально снимая с розовых губ грозное возмущение. — Пока я его не подарил. Твоему отцу.

— Вы ошибаетесь, — растерянно тянет Лара, но в мою протянутую руку вкладывает оружие.

— Нет, Мотылёк. Смотри, — забрав кольт, привычно проворачиваю в ладони и после показываю художнице «голову льва». — Это герб моего рода де Бомарше, а вот тут и подпись рестора оружия имеется.

Она смотрит, явно не веря мне до конца.

— Зачем вы его подарили моему отцу? — тянет дальше свою «лебединую песню», но вот именно сейчас обсуждать наше с ней совместное прошлое мне не хочется.

— В знак благодарности за помощь.

— Какую помощь?! — с истерическим смешком изумляется Клара и нервным движением одёргивает рубашку вниз, пряча полоску голого живота. Очень жаль, мне нравилось время от времени на неё поглядывать. — Мой отец был гинекологом. И это, как вам явно известно, женский врач.

— Было дело. Но об этом не сегодня, — поставил жирную точку, и носик девчонки обиженно вздёрнулся вверх.

— А сегодня на повестке дня ваше «соскучился»?! Правильно?!

Нет. На повестке у меня было совсем иное и отнюдь не личное. Но…

— Назови меня по имени, — прошу её, понимая, что хочу этого больше, чем обсуждения деталей, приведших меня к ней в дом или ещё чего, согласно этикету.

— Что?! — опешила Илларионова, явно собираясь покинуть зону моего личного пространства.