Ты меня поймал (СИ)

Мне нужны её тонкие пальчики в моих волосах, чтобы не болела голова. Я хочу рядом тепло её тела, чтобы уснуть, кайфуя в запахе весны. И я перестал видеть других женщин и их достоинства, так как на мне проклятая печать яблочного поцелуя. Это полный попадос, если говорить на языке нынешней молодёжи.

— Лев Николаевич, пилоты готовы. Пора.

Я его убью.

— Ещё пару минут, — рычу сквозь плотно сжатые челюсти, стараясь не обрушить силу своего раздрая на неповинного человека.

Хотя вчера именно он, как бульдог, тащил меня от Мотылька. Может, вмазать ему разок? Другой?

— Пресс-служба ждёт подтверждения вашего взлёта, Лев Николаевич, — снова бубнит за моей спиной Илья бессмертный.

— А им, смотрю, больше-то заняться нечем? Как мои взлёты и посадки крестиком отмечать? Надо к чертям сократить штат!

Нервы как перетянутая тетива — ещё немного, или выстрел, или их просто порвёт.

Мой самолёт стоит на отдельной полосе, ограниченной по периметру дополнительным гордоном в виде забора от излишних назойливых мух. Сейчас именно они, снующие там, больше всего меня раздражают. Чёртова пресса!

Лара не пришла. Пора осознать очевидное.

А может, с ней что-то случилось? Или она проспала? Или …

Но я затыкаю фонтан слабости внутри полыхающего болью тела. Ну, не дано мне счастья — с рождения завышенная планка ожиданий. Ни жены, ни детей, ни любви, а только постоянный успех обогащения.

Делаю первый шаг к трапу, как меня тормозит Илья. Реально сейчас вспомню молодость.

— Что такое?!

— Одну секунду, Лев Николаевич, — бубнит мне, а сам вслушивается в ушной передатчик. — Охрана аэропорта задержала девушку с пепельными волосами.

Дальше я просто не слушаю.

— Отложить взлёт.

И бегу в сторону здания аэропорта. Какая-то смелая тварь тронула мою девушку. Снесу череп и выпью кровь.

За мной несётся охранник, что-то там крича мне или своим ребятам, не знаю, так как ветер разносит его слова. В ушах долбит пульс, адреналин готов вытравить душу из моего тела. Не помню, чтобы хоть раз так был зол.

Даже когда узнал, что Моника хотела выдать чужого ребёнка за моего, и то так не трясло.

В здании меня окружает моя охрана, так как тут толпы обычных граждан, вылетающих и прилетающих, а также провожающих. Но мне плевать на всех. Я просто иду к начальнику охраны, предвкушая расправу.

— Её отпустили, Лев Николаевич. Мы всё уладили. Можно вернуться в самолёт.

На полёт я тоже уже плевал. Мне срочно нужно найти мою бабочку.

Помогает моя же охрана, когда я узнаю один мощный затылок. Яровой.

— Зар, — ору ему, точно помня его нелюбовь к женщинам в принципе и заодно к моей тоже.

Он оборачивается и сразу идёт навстречу. Толпа буквально испаряется перед ним, не желая быть растоптанной его колоритом шкафа.

Странно, что Захар здесь. Он должен нянчиться с дочерью и варить ей кашку на завтрак.

Ещё секунда, и я вижу её.

Яровой, оказывается, сопровождает Клару.

Мотылек взвинчена, нервным движением откидывает пряди распущенных волос, при этом энергично объясняя что-то моему телохранителю, и не видит меня. Захар ей кивает и делает короткий взмах в мою сторону, когда между нами остаётся не больше двух метров.

Лара поворачивает голову и тут же сбивается с шага, запинаясь.

Я тоже торможу, так как вижу заплаканные глаза, и желание убивать стократно множится. Реально, обнаглевшие морды сейчас по ним получат, так как эти лазурные глаза, заполненные страданием и слезами, отзываются болью во всём моём теле.

Краем глаза замечаю, как люди, обтекая нас по кругу, начинают тормозить, словно мы циркачи на арене. И мне-то плевать на это, но публика мешает жить Кларе. Собираюсь попросить Илью убрать лишних зевак, но Мотылёк вдруг словно оживает и быстро шагает ко мне.

Во мне же такой коктейль резко континентальных эмоций, что я могу только стоять и обхватить руками маленькое тельце, которое врезается в моё, чтобы точно никогда не отпустить.

— Ты меня поймал, — слышу тихий шёпот Мотылька у меня на груди, а потом короткий всхлип. — Прости, Лев. Меня не пустили. Я поняла, что опоздала, а ты улетел, — и снова всхлип.

— Я не улетел. Я ждал, — сдавленным от чувств голосом сообщаю очевидное.

Она отрывает голову, глядя на меня, и я вижу, как слеза быстро скатывается по её щеке.

Действует моментально.

— Захар, где эти смертники, что её тронули.

Яровой стоит строго за спиной Илларионовой в шаге от нас.

— Лев Николаевич, они же не знали о статусе неприкосновенности Клары Вениаминовны.

— Так я им сейчас подробно растолкую.

Зар хмурится, но меня тормозит не он, а моя бабочка.

— Не надо, Лев. Я сама виновата. Буянила, когда не пустили. Не послушалась Захара. И он потом там … хмм… объяснил им.

Яровой демонстративно потирает подбородок кулаком, что я отлично вижу сбитые костяшки. Удовлетворение в отмщении затопляет меня.

— Они в любом случае были не правы, грубо обращаясь с Кларой Вениаминовной, — подытожил Зар. — Вам пора.

— Да, Лев. Тебе надо лететь.

Её «тебе» вместо «нам» вспарывает сердце, но я не успеваю захлебнуться в крови.

— А ты? — но не даю ей ответить. — А ты летишь со мной. И это вообще не вопрос.