Ты мне судьбой обещан был

Лиза не любила и не умела болеть. Как врач, она прекрасно понимала, что ничего смертельного в такой ситуации нет, но как женщине, если температура поднималась выше тридцати семи и трех градусов, ей становилось себя жалко неимоверно. Сейчас ситуация и того хуже. Мамочка далеко, чайку с лимоном и малиновым вареньем никто в постель не принесет. Кстати, в доме нет ни одной таблетки, она совсем забыла про аптечку. Теперь из-за обыкновенной халатности придется тащиться в аптеку самолично. А для этого надо встать с дивана, привести себя в порядок и добрести до ближайшей аптеки на дрожащих от слабости ногах. Перспектива заманчивая. Здравствуй, замечательная и, главное, самостоятельная жизнь. Делать нечего, сама захотела независимости. Кряхтя и охая, Елизавета начала осуществлять нехитрый план. Можно, конечно, попросить соседа помочь, но этого она не сделает ни за какие коврижки. Признать собственное поражение сразу же после объявления войны?

Зазвонил телефон. Господи, какая же она дуреха, ведь можно заказать лекарства по телефону. Кто там решил вспомнить о бедной девушке? Если опять звонит Кирилл, она не станет отвечать. Добьет своим нытьем, а ей, несмотря на плохое самочувствие, жить хочется. Надо же, господин Балашов. Лиза не знала, радоваться ей или плакать. Она так долго ждала этого звонка, столько о нем мечтала, что сейчас не понимала, как себя вести. К тому же проклятый грипп совершенно лишил ее сил и выбил из привычной колеи. Ноги стали совсем ватными, и она без сил присела на диван.

– Да, – хрипло выдавила из себя. На это еще сил хватило, и то хорошо.

– Лиза, здравствуйте. Что у вас с голосом? – обеспокоенно спросил Никита Александрович.

Нормально. Бросил девушку на произвол судьбы, пропал на несколько долгих и мучительных недель, а теперь его страшно интересует, что произошло с ее голосом. Опять выкает. Страшно далекий и страшно чужой.

– Болею. Грипп, – прохрипела Елизавета в трубку.

– Это очень грустное обстоятельство, – посочувствовал Балашов.

– А вам-то почему грустно? Вы здоровы и счастливы. Это я лежу на диване вся из себя одинокая, сопливо-чихающая и простуженная. Некому стакан воды подать, – пожаловалась Елизавета.

– Лиза, вы можете говорить серьезно?

– Я поняла, что я многое могу, и вообще не шучу. Я переехала из родительской квартиры на отдельную территорию, живу одна. Даже в аптеку за лекарствами сбегать некому. Родители в отъезде, сосед – полный урод. – Объяснять все обстоятельства переезда Лиза не стала.

– Я не понял, какой сосед?

– А вы думали, я на Рублевку в суперский коттедж перебралась с прислугой и всеми делами? Нет, дорогой Никита Александрович. Живу в коммуналке, как сиротка. – У Лизы от злости даже голос прорезался.

– Адрес говорите.

– Какой адрес?

– Есть же у вашей коммуналки адрес.

– А-а-а, есть, конечно.

Девушка продиктовала адрес, и Балашов сразу, не прощаясь, отключился. Лиза не знала, радоваться ей или горевать. Разговор, которого она ждала, оказался коротким и дурацким. С какой стати она начала жаловаться этому бездушному мужчине на свою несчастную судьбу? Сил оставалось все меньше. Если так дело пойдет, придется побеспокоить коллег из скорой. Она закрыла глаза и провалилась в короткий, вязкий сон, из которого ее выдернул неприятный звук. Очнувшись, она сообразила, что кто-то настойчиво звонит в дверь. Сначала Елизавета решила, что не будет открывать по той простой причине, что она никого не ждет. А если гости пришли к Годзилле, пусть он потрудится открыть дверь самостоятельно. Сосед признаков жизни не подавал. Или ушел по своим неотложным делам, или после коньяка потерял слух и способность соображать. Делать нечего, пришлось выйти из комнаты и, протащившись по огромному коридору на неверных ногах, открыть дверь настойчивому визитеру. Она почему-то не удивилась, когда увидела на пороге Балашова. Выглядел он довольно необычно. Если бы Елизавете было не так плохо, ее бы наверняка рассмешил вид лощеного олигарха с многочисленными пластиковыми пакетами в обеих руках.

– Проходите, господин Балашов. Очень рада вас видеть.

– Лиза, давай-ка быстро в кровать. Я сам разберусь, что к чему.

– Это предложение?

– Отлично, я спокоен. Девушка больна и выглядит неважно, но это не смертельно.

– С чего это вы решили? – обиделась Лиза.

– Если человек может язвить и сохраняет чувство юмора, грипп ему не страшен, по опыту знаю.

Через пятнадцать минут Лиза лежала на своем диване, одеяло было подоткнуто со всех сторон, лекарства приняты, под мышкой торчал термометр, форточка была открыта, а на придвинутом вплотную к дивану стуле стояла большая кружка с морсом.