Ты мое Солнце

Огромная железная дверь открывается. Молодой врач поправляет халат и стягивает перчатки. Выразительный взгляд затаил великое спокойствие и грусть.

— Как он? — парень хватает мужчину за грудки, практически рвет халат. — Я повторяю, что с ним? Он жив? — трясет его Эд.

Хирург молчит, тянет и без того длинные минуты. Смотрит в бледные, покрытые пеленой зеленые глаза под тенью боли, усталости и звериного страха. Убирает его руки, чуть встряхивает для убедительности.

— Если вы сейчас не успокоитесь, я вызову охрану, — говорит он, но не отводит взгляд.

Эд послушно отпускает, понимает, кто тут царь и Бог. Хватается за песок своих волос. Боится спросить еще раз, знает, что не выдержит.

— Операция прошла успешно, — наконец-то улыбается врач. — Ваш друг очень постарался жить. А вот вам, — он смотрит на внешний вид Эда, — тоже нужна помощь.

Парень отмахивается, рвется к двери. Сердце начинает биться с новой силой.

— К нему сейчас нельзя, — перехватывает его за талию мужчина, прижимает к себе, пытается успокоить. — Через пару часов его переведут в послеоперационную палату, и я позволю к нему зайти, а сейчас дайте мне вас осмотреть, — просит хирург и уводит Эда от такой манящей двери.

— Прошу вас, присаживайтесь, — врач открывает кабинет и жестом указывает парню на низкую кушетку около окна. — Не надо стоять в дверях. Проходите, — мужчина подходит к столу, подбирает несколько бумажек, изучает, находит черный лист рентгена, смотрит на неровные линии. Вздыхает.

— Я так понимаю, вы отказались от госпитализации, даже несмотря на перелом ребра. Сбежали от медсестры. Да? Как по-детски, — он просто крутит рентген и уже не смотрит на тонкие линии, оборачивается, неодобрительно качает головой.

Эд прислоняется к стене, стоять гораздо легче чем сидеть.

— Да, — совсем слабым голосом. Бледность лица может соревноваться с чистейшим снегом. — Я не нуждаюсь в помощи, — храбрится, не показывает постороннему и намека на слабость, хотя ноги совсем слабы и подгибаются от каждого неуверенного движения. — Самое главное, чтобы…

Хирург подходит к безумцу вплотную. Рассматривает хорошо скрытый страх, берет за ледяную руку и подводит к пресловутой кушетке. Снисходительно качает головой и опускает тяжелые веки. Молча надавливает на плечи, не сильно, но посыл Эд понимает внятно. Садится, превозмогая боль. Кривится от пронзающих его стрел, которые попадают в тело и оставляют невидимые раны.

— Молодой человек, я понимаю ваше переживание, но подумайте сами, — он стоит рядом, поглаживает парня по напряженному предплечью, чуть надавливает, удерживает, боится — убежит. — Ваш друг придет в себя, захочет с вами увидеться, и что же? Вы предстанете перед ним в таком виде? — врач рассматривает глубокие раны на виске и шее, опять качает головой. Безрассудство мальчишки изумляет. — Поймите, ему нельзя сейчас волноваться, — улыбается мужчина. Давит на сознательность друга. — Позвольте я обработаю раны, — с этими словами врач отпускает Эда и достает из стеклянного стеллажа все необходимое для перевязки. Эдуард в нетерпении начинает ерзать по твердой поверхности кушетки. Он привык быть стойким, оказывать помощь, и рваные раны давно не приходят ему в кошмарных снах, но как дело касается его самого, он превращается в трусливого мальчишку.

— Только не говорите мне, что вы боитесь врачей! — хирург берет голову Эда, поворачивает раной к свету и аккуратно промывает раствором. Парень жмурится от щиплющий боли, сжимает белые простыни, шипит и начинает уворачиваться.

— Будете дергаться, позову санитаров, — в шутку угрожает врач. — Вы полдня проходили без обезболивающего, а сейчас боитесь зеленки? — он наклоняется к лицу Эда поближе, рассматривает порезы и неожиданно для парня дует.

Эдуард вздрагивает от такой наглости. Впивается гневным взглядом в лицо врача. «Мужчине лет сорок, не больше», — решает он. Очень короткий черный еж с удлиненной челкой, сообщает о хорошем стиле. Широкий лоб, острый нос, о который при желании можно обрезаться, пухлые губы практически не сочетаются с глазами. Карие, миндалевидные, они выдают принадлежность врача к азиатам, что делает черты его лица сказочно милыми. Бейджик на халате гласит: «Даниил Станиславович. Хирург».

Эд улыбается, меняет гнев на милость. Большие и добрые глаза врача подкупают холодное сердце Эдуарда.

— Ну же, повернитесь, — вырывает его бархатный голос. — Вот молодец.

«Ну, как с ребенком», — снова злится парень и сводит брови.

Хирург не обращает ни малейшего внимания на грозный, устрашающий вид пациента, протирает подушечки пальцев, смывает засохшую кровь. Глубокие царапины заматывает бинтом. Гладит кисти, опять дует и прищуривает и без того узкие глаза, отчего появляются забавные морщинки.

— Вот и молодец, — отходит от пациента врач и делает еще одну вольность, не позволительную с точки зрения Эда. Он лохматит его волосы. В парне все закипает. Ярость с гневом сталкиваются в одно единое и разбиваются об улыбку врача.