Ты мой закат, ты мой рассвет

— Он мой отец, — говорю и горжусь этим. — Он уважает тебя, раз не стал предлагать деньги или вмешиваться с другими материальными «благами». Но я его единственная дочь, кроме меня у них больше никого нет. Было бы странно, если бы они с мамой никак не попытались…

— Очкарик, все в порядке, — перебивает меня Антон. — Я думал, что ты в курсе.

— Честное слово — нет!

Я понимаю, что после всего сделанного вопрос доверия все равно еще какое–то время будет всплывать между нами. Вопрос, который колет в обе стороны, потому что и мне не так, чтобы легко далось забыть то утро и тот «прекрасный вид». Мы были бы глупыми и наивными, если бы вот так сходу отринули прошлое. Но мы стараемся, потому что не боимся трудностей. Хоть с самого начала все было совсем иначе.

— Ну, Воскресенская–Сталь, иди принимать подарок, — подкалывает Антон, разворачивая меня в сторону дома.

Я потихоньку разжимаю скрещенные в кармане кофты пальцы, целую мужа в щеку и, придерживая Асю в слинге, иду в дом.

К тому времени, как наша дочь подрастет, она станет дизайнером, писателем, экономистом, следователем, флористом, музыкантом, психологом. И освоит в зародыше еще десяток профессий.

Глава пятьдесят пятая: Антон

И все же было бы слишком идеально, если бы все прошло хорошо.

Потому что, когда через полчаса приезжают мои родители, мать успевает заметить двух грузчиков, вносящих в дом тот огромный стальной холодильник с целым автоматом подачи минеральной воды на дверце. И пока отец возится с машиной, останавливается рядом со мной, вручая большую коробку.

— Осторожнее, там сервиз твоей бабушки. Подарок на новоселье. Она всегда была умной и сообразительной женщиной.

Догадаться, откуда нам на голову свалилась все эти радости жизни, совсем не сложно.

Я отставляю коробку в сторону, подальше, чтобы об нее никто не споткнулся.

— Спасибо, мам. — Целую ее в щеку. — Честно, даже не знал, что есть какой–то бабушкин сервиз.

— Он прабабушкин, — уточняет она. — Очень старый и использованный всего дважды. Постарайся сделать так, чтобы в таком же полном виде сервиз перешел и твоей дочери. Это очень ценная вещь.

— Йени будет в восторге. — Догрызаю яблоко. — Она обожает всякий винтаж. Для меня посуда — это просто посуда.

Да я и за матерью раньше не замечал привязанности к вещам. Даже странно, что она вдруг решила вспомнить о корнях. Но, видимо, пришло время, я повзрослел, обзавелся семьей и сединой и в целом стал достаточно «взрослым», чтобы вручить мне семейную реликвию.

— Подарки тестя и тещи? — Мать провожает взглядом посудомоечную машину — последнее, что грузчики втаскивают в дом.

Киваю.

— Я думала, ты решил быть независимым и не быть кому–то чем–то обязанным.

— Ма, я не обязан. Дом выстроил сам. и вроде неплохой дом. — До сих пор не могу поверить, что через пару лет вложенного труда и любви у нас будет свое почти что родовое гнездо. Очень даже нефиговое. Потому что тут в округе мы единственные, у кого дорожка к речке начинается прямо с заднего двора. — Тесть ко мне не лез, ничего не предлагал. Но я не могу запретить им сделать подарок на новоселье. Вернее, могу, но тогда мне пришлось бы вернуть и твой сюрприз. И выглядел бы я маленько истеричкой с комплексом неполноценности.

Мать слушает очень внимательно.

Ее молчание — это вообще ни хрена хорошего.

Но я нарочно делаю вид, что ничего не замечаю. Хочет что–то сказать — пожалуйста, но я нарываться не буду, чтобы потом не выглядеть как тот баран, который сам разбежался и сам разъебенел лоб об дерево.

— Я не хочу, чтобы… возможно… — Мать замолкает, улыбается и машет рукой, когда Йени появляется на крыльце и приветливо нам улыбается, разворачиваясь так, чтобы был виден мелкий Аськин нос. — Чтобы случилось так, что ты перестанешь быть хозяином в собственном доме. А эти подаренные диваны и столы, и все остальное стали поводом заявить о совместно нажитом имуществе.

Пытаюсь вставить слово, но она нарочно повышает голос.

— Я знаю, что у вас примирение, что вы многое пережили и очень люблю внучку, а тебе желаю только добра. Но я пожила больше тебя, Антон, и знаю, что самые грязные разводы случаются именно там, где люди вроде как жили душа в душу. Ты можешь быть уверен в своей жене, — она нарочно говорит это с выражением, подчеркивает, что это не самая лучшая идея, — но ты не знаешь, что творится в головах ее родителей. Знаешь сам, как у этих олигархов все устроено.

Когда я только начинал строиться, и отец кое в чем мне помогал, мать предложила оформить участок и дом на кого–то из них. Типа для подстраховки.

Я отказался.

Вопрос как будто был закрыт. Но она сковырнула его снова.

— Мам. — Я поглядываю на коробку с семейной реликвией. — У моей жены есть квартира, стоимостью в два раза больше, чем вот это вот все. Еще одна элитная недвижимость у нее есть в Москве. У ее родителей жилье в историческом центре города. У них есть все. Думаешь, не хватает только нашего деревенского быта?