Ты мой закат, ты мой рассвет

Она несется на крыльцо со всех ног, чуть не падает, путаясь в полах пальто и спотыкаясь на высоких каблуках. Хочется попросить ее замереть, посмотреть еще раз, потому что за последнее время я привык видеть Очкарика домашней и милой, в своих смешных комбинезонах и круглых очках. А в пальто, джинсах и узком свитере, на высоких каблуках и с ярким пятно помады на губах она выглядит… такой…

— Что? — перепугано спрашивает Йени, становясь рядом, бросая сумку под ноги и заглядывая к Асе, которая, конечно же, заснула ровно пять минут назад. — Я выгляжу как Баба Яга, я знаю. Не выспалась. Ты не отвечал, я… немного беспокоилась.

На самом деле она беспокоилась «не немного».

Я слишком хорошо знаю свою жену, чтобы вдруг забыть, как она любит трястись надо всем по любому поводу.

И то, что она не устроила истерику, не подняла на ноги весь Петербург и наших родителей, не налетела на меня с порога, словно я какой–то мудак, не способный справиться с собственным ребенком.

— Мы заигрались, заработались, замотались и уснули после теплой ванны, — говорю шепотом, наклоняясь к Очкарику, чтобы зарыться носом ей в волосы. — Спасибо за доверие, женщина.

Это не только о ребенке и моих первых выходных с ней. Это обо всем.

Почему–то раньше особо не придавал значения таким вещам. Подумаешь, что тут такого? Если кому–то не нравится, что я не отчитываюсь за каждый шаг и не даю держать себя на строгаче — это его проблемы. Взрослый самостоятельный мужик, который сам себя сделал практически с нуля, не должен ни перед кем отчитываться.

А потом вдруг вспомнил рассказы своих приятелей, и как они топили за то, что с ребенком ни в коем случае нельзя оставаться один на один, потому что жена взорвет мозг постоянными звонками, истериками, и в итоге, если ребенок, не дай бог, чихнет, кашлянет или у него выскочит пятно на носу — все, лучше собирать манатки и бежать до Канадской границы.

Очкарик тянется ко мне, по привычке пытается встать на носочки, но чуть не падает, так что приходится схватить ее за затылок, как неваляшку.

Она смеется. Сияет счастьем, которое греет мою довольную рожу, словно солнышко, хоть на улице дождь.

— Я знала, что ты будешь отличным папочкой, — говорит, довольно морща нос.

— Да–да–да, верю, об этом что ли в гороскопе написали? — поддергиваю ее.

— Нет, все гораздо проще. — Йени все–таки тянется ко мне, чтобы поцеловать, и от ощущения ее дыхания и желания на моих губах становится просто охуенно хорошо.

— Просто ты уже потренировался с одним ребенком и у тебя все получилось прекрасно.

А когда я не сразу соображаю, о чем речь, игриво прикусывает меня за уголок рта.

— Я про себя, мужчина.

— Ааааа, — тяну я. включая игривого Антошку. — На твоем фоне наша мелкота вообще ангел.

Глава шестьдесят четвертая: Антон

— У меня зависимость от твоего запаха. — довольно урчит у меня под подмышкой Очкарик, когда мы, наевшись, выкупав и уложив Асю спать, валяемся на полу перед камином. — Если буду куда–то ездить, напомни мне, чтобы брала твою футболку. Иначе просто не смогу спать.

— Вот еще, — фыркаю, пробегая пальцем по ее ребрам, чтобы выудить тихий игривый смех. — Сиди на мне, женщина, и никаких тревел–версий.

Она приподнимается на локтях, потом переворачивается на живот и тянется за чашкой капучино с зефирками. В этом вся она — надо, чтобы было уютно и хорошо. Не важно, что для нас двоих. А еще лучше, если только для нас двоих. И вот это — а не стирка, глажка и готовка — самое главное. Тот уют, о котором я всегда мечтал. Та непонятная хрень, которую может создать только правильная женщина, которая, может, и без царя в голове, но зато она на своем месте.

Рядом со мной.

В нашем доме.

— Я понял–понял, — отвечаю на немой вопрос в зеленых глаза. — Подруженька твоя драгоценная, чтоб ее. Кстати, Очкарик, а где сцена ревности?

— Выпилили ее в финальной части сценария как ту, которая разрушает образ героини и выбивается из ее нового характера.

— А у нас новый характер? — Делаю вид, что очень удивлен.

— Да. У тебя теперь сильная и уверенная в себе женщина, майор, и она никому не позволит лезть в ее семью и отношения.

— Хммм… — Провожу рукой по ее бедру, которое торчит из–под задранной до самой талии футболки. — А куда делась мелкая перепуганная плакса?

— Она тоже где–то здесь. — понижая голос до шепота, «признается» жена.

— Красота, всю жизнь мечтал о гареме!

— Антон!

Глазом моргнуть не успеваю, а Очкарик уже опрокидывает меня на спину, усаживается сверху и невесомо барабанит по груди маленькими кулаками.

— Тебе сил–то хватит, султан? Выразительно поднимаю бровь.

— Ладно, поняла, больше не буду засыпать первой, — пасует жена. И снова возвращает разговор к той само теме. — Расскажи все, хорошо? Я хочу закрыть прошлое.

Я беру паузу, чтобы вспомнить, как же все это завертелось.