Ты мой закат, ты мой рассвет

— Да. — Сначала Вика подозрительно щурится, а потом что–то шипит сквозь зубы. — Вадик?

— Ага, — беззлобно улыбаюсь я.

Даже не хочется тратить на них эмоции.

Они оба уже просто пешки моей жизни, которые я вот–вот смахну с доски. И забуду это «счастливое семейство» как страшный сон.

— Ну и о чем была встреча? — тороплю ее. Я устала, я хочу домой, к мужу и дочери. И в моей сумке подарки для обоих. А Антону целых два, за его мужество и первый самостоятельный «выход в свет отцовства».

— Я изменила Вадику. — Вика так злится, что желваки натягиваются на ее скулах, словно у брутального мужика. — До того, как случилась вся эта история. Твой ублюдочный муж как–то это разнюхал. Сказал, если я от тебя не отстану, он сделает так, что об этом узнает Вадик. «Устрою из этой правды спам–новости, которые будут висеть на каждой странице браузера», — кривляется, явно цитируя Антона. — А мы с Вадиком… Пытались снова быть вместе. И я очень боялась, что если он узнает, то я уже никогда не смогу его вернуть.

— И ты решила привязать его еще одним ребенком. Чужим. Господи, думала, так бывает только в анекдотах.

— Он бы никогда не узнал! — вдруг переходит на ор Вика. Вскакивает, чуть не опрокидывая стол. — Если бы не твой муж — он бы никогда ничего не узнал! Я люблю Вадика! Ты понятия не имеешь, каково это — любить мужчину и видеть, как он пускает слюни на другую бабу, страшную и тупую, в упор не замечая ту, которая… ради него!..

Вика хватает сумку.

Ее трясет так сильно, что даже странно, почему в новостях до сих пор не передают сейсмическую активность в центре Петербурга.

— Спасибо, что вы оба разрушили мою жизнь, — со злостью бросает мне в лицо. — Даже если ты ничего не знала… Твой муж сделал это из мести.

Я охотно киваю.

— Мы с ним одна сатана, Вик.

Она несется к двери, а я достаю телефон и набираю мужа, чтобы в этот раз услышать его немного уставший, но счастливый голос.

— Уже еду домой, муж. — Допиваю кофе, застегиваю пальто. — Как вы там?

— Мы тут соскучились и от тоски решили запечь тебе форель на гриле. Зае… Гммм… — Антон спотыкается об ругательство, с которыми в последнее время старается бороться, а потом хохочет, вызывая во мне желание прямо сейчас стащить с него всю одежду и не выбираться из постели до самого утра. — Замучился я с этой рыбиной, Очкарик, но она огромная и реально классно выглядит!

— Расскажешь про Вику? — невпопад говорю в трубку, чувствуя, как собственное горячее дыхание отражается от экрана мне в лицо.

— Она тебя снова обидела? — мгновенно становится в стойку мой злой Антон.

— Нет. но очень жаловалась на то, что ее обидел ты. Антон издает свое коронное «Пфффффф!»

— Мы с Асей и Глистом тебя ждем. Сначала обнимашки, потом форель, потом минет любимому мужу, а потом разговоры.

— А где в этом списке место для куни любимой жене? — подхватываю его игривое настроение.

— Перед обнимашками, — урчит он.

Глава шестьдесят третья: Антон

О том, что история с подружкой Очкарика всплывет, я догадывался.

Надеялся, конечно, что пронесет, потому что достаточно припугнул эту «красавицу» и по своей воле она бы точно больше не рискнула полезть к моей жене, но в уме держал главную аксиому жизни — дерьмо случается. Как правило очень неожиданно. Идешь по чистой дороге и бац — наступаешь в него от всей души.

Так что, когда Йени звонит и просит рассказать о подружке, я морально готов и даже не дергаюсь. Жаль, что вся эта история до сих пор не канула в лету, потому что времени прошло прилично, пора бы начать гнить трупу прошлого, а он вполне себе ничего, даже шевелится.

— Мама уже едет домой, — говорю Асе, которую, как и Очкарик, ношу на себе в этой странной штуке через плечо.

Быть папой–кенгуру, оказывается, прикольно.

Особенно когда наша мелкая торопыжка уже не так много спит и начинает пристально разглядывать все, что попадает в ее поле зрения. Уставится — и смотрит. Долго, с проблесками нехилого интеллекта в глазах, как у мыши.

Об этом никто не узнает, но у меня в телефоне уже охренеть сколько ее фото и видео.

Хочу, чтобы эти дни остались со мной навсегда.

Ну и мужикам обязательно покажу, какими забавными бывают мелкие дети.

Ася смотрит на меня с интересом, как будто правда понимает, что Очкарик уже где–то на полпути, а потом, поворочавшись, сладко зевает и пускает слюни.

— Ты не ребенок, Ась, ты какая–то улитка — оставляешь за собой слизь.

Она снова как будто понимает и даже кривит рот.

Я уверен, что это улыбка, хоть вроде как ей еще рано для таких эмоций. Но наша мелкота — не просто так, а Воскресенская–Сталь. И пофигу, что так о своем ребенке думает каждый родитель.

Пока ждем Йени, успеваю накормить кота, проверить форель, которую, чтобы не остыла, завернул в фольгу и присыпал теплыми углями: уже не сгорит, но пару часов сохранит тепло.

А когда слышу, как к дому подъезжает машина, вдруг остро ощущаю радость.

Без Очкарика, даже с котом и Асей, в доме как–то не так. Совсем. Тихо и как будто без души.