Когда я уже почти выбрала какой глаз я буду выцарапывать ей в первую очередь, в коридоре хлопает входная дверь.
— Мака-а-а-ар… — со слащавым стоном эта самоубийца подрывается со своего места и на всех парах несется встречать хозяина дома.
Сука.
Я плетусь следом с таким мрачным видом, от которого Макар недоуменно замирает на пороге.
— Макар Андреевич, — Катерина сама подхватывает руку Макара и трясет ее с очаровательной улыбкой. — Как хорошо, что вы пришли. Не поможете мне сфотографировать дом? Нужно, чтобы вы выбрали с какого ракурса фотографировать спальни на втором этаже.
Макар, не отрываясь, наблюдает за моим лицом. Ни на секунду не переводит взгляда на эту мымру.
— Я вынуждена сообщить вам, Макар Андреевич, — деловым тоном выдаю я, — что у нас с Екатериной Евгеньевной возник рабочий конфликт. Она не предупредила меня о своем приезде, нарушив тем самым мои личные планы. А кроме того, я не понимаю, зачем она здесь без профессионального фотографа. Думаю, вы платите ей достаточно, чтобы ожидать идеальной качественной работы, а не кустарных фоток на телефон, так как в ее маленькой сумочке, — я тыкаю пальцем в висящий на бедре Катерины ридикюль, — явно не прячется профессиональная камера.
Коварная соблазнительница бледнеет.
— Ты права, — спокойно отвечает Макар, так и не посмотрев на свою «Катюшу». — Думаю, нам лучше найти другого риелтора. А в ваших услугах, Катя, мы больше не нуждаемся.
— Но…
Интриганка явно не ожидала такого поворота событий, и сейчас стоит, нелепо открывая и закрывая рот.
Телефон Макара звонит. Снова. Они вообще когда-нибудь оставляют его в покое?
Он принимает вызов, слушает, что ему говорят, отвечая односложными «да» и «нет», а потом переводит тревожный взгляд на меня.
Убирает телефон в карман и подходит ближе, чтобы взять меня за руку.
— Ясь, ты только не волнуйся, это из больницы. Таисии Викторовне стало хуже. И сейчас ее повезли на срочную операцию.
25
Мне кажется, что мы едем в больницу безумно долго. Время будто останавливается. Торчим в пробке целую вечность. Потом раздражающая многоуровневая парковка за километр от нужного нам входа. И все равно приходится ждать еще много часов. Как будто бы можно было не торопиться.
Но я просто не знаю, во что еще можно вложить свое волнение, кроме как в спешку. Поэтому, оказавшись на первом этаже в зале ожидания, я совершенно теряю опору и начинаю паниковать.
Макар не позволяет мне опуститься до истерики. Усаживает рядом с собой на жесткое металлическое кресло и обнимает за плечи. Притягивает ближе к себе. Я послушно опираюсь о его грудь.
— Она справится, — говорит он мне в волосы. — Таисия Викторовна крепкая женщина. Тебе ли не знать?
Я молча киваю. Не могу похвастаться такой же уверенностью. Любимые люди уходят. И порой неожиданно.
И если бы я была сейчас здесь одна, то лезла бы на стену, не в силах справиться с тревогой.
Разговор не клеится. И мы просто ждем так долго — долго, пока к нам наконец не подходит врач, и не сообщает, что операция прошла успешно. Да, все пошло не совсем по плану. Но удалось вырезать все, что было необходимо. Еще понадобится совсем небольшой поддерживающий курс химиотерапии. И главное — прогноз умеренно оптимистичный.
Что бы это еще значило?
Нам приходится уехать. В реанимацию посетителей не пускают. Зато на следующий день, когда мы возвращаемся, бабушка уже приходит в себя.
Я так рада, что не могу остановить глупые слезы, текущие по щекам против моей воли.
Бабушка еще очень слаба и даже головы с подушки не может поднять.
Мы сидим у нее, болтая о какой-то неважной чепухе, просто чтобы не молчать. Хочется подольше насладиться этой легкостью. Ощущением, что камень упал с души. Самая рискованная часть лечения позади.
— Хочу попросить вас об услуге, — говорит бабушка.
Мы с готовностью подвигаемся ближе. Попроси она сейчас хоть луну с неба — постараемся достать.
— Мне нужен Николай Угодник, — с каким-то придыханием объявляет бабушка.
— Э-э-э, — растерянно тянет Макар.
— Ба, — осторожно начинаю я, — операция прошла успешно. Надеюсь, с Николаем Угодником ты встретишься не скоро.
Бабушка машет на нас рукой.
— Да нет, вы не поняли, — говорит она. — У меня есть икона любимая с Николаем Угодником. Она небольшая совсем, и я ее часто с собой носила прямо в сумке.
Макар рядом со мной очень старается не закатить глаза.
— Так вот, — продолжает бабушка. — Эту икону я потеряла много лет назад. Вот исчезла и все! Как сквозь землю провалилась. Думала, отвернулся от меня чудотворец. А сейчас, представляете, приснился мне. Стоит такой грозный и говорит «зачем ты меня в коробку с этими стекляшками засунула?». Ну я и поняла сразу, что он в коробке с елочными шарами на антресолях.
— Мы ведь много лет елку не ставили… — шепчу я, прикрывая рот ладонью.
Прекрасно помню, как бабушка всю квартиру перерыла в поисках своей иконы. Всю мебель от стен отодвигали тогда в надежде найти пропажу.
— То-то и оно! — говорит бабушка. — Уж не знаю, как я его туда сунула, но помяните мое слово — там он, голубчик мой!
Конечно, — соглашается Макар, — мы с Ясей сегодня же съездим и проверим.