Ты - моя! (СИ)

— Заткнись, — рычит Элайджа, делая шаг в сторону невесты, которая сжимается под его полным ярости взглядом, — или клянусь богом, ты не сможешь снять свадебную вуаль ни перед алтарем, ни после.

— Не кипятись, дорогой, — приходит в себя Пирс, сжимая губы, — неужели какая-то шлюшка стоит того, чтобы…

— Она не шлюшка, — угрожающе цедит Майклсон, — тебе далеко до нее, Катерина.

— Так может тогда и женишься не на мне, а на этой бедняжке? — ухмыляется Кетрин, — но нет, тебя ведь интересует совершенно другое… К тому же ты уже, насколько мне это известно, распорядился частью моего приданого и весьма успешно. Так стоит ли эта цыпочка всего этого? Только не говори, что влюбился в нее.

Пирс смеется, откидывая голову назад, но все это веселье кажется Майклсону показным. Его невеста блефует, пытаясь казаться сильной и независимой, но эти игры Элайдже давно знакомы и столь же не интересны.

— Не будь дурой, Катерина, — устало отзывается он, отходя к бару с бурбоном, — наша свадьба вопрос решенный. Но это не значит, что я изменю свою жизнь в угоду тебе.

— То есть ты продолжишь якшаться со своими… пассиями? — расширяет глаза Пирс, некрасиво морща лицо, — даже после нашей свадьбы?

— А ты чего ожидала? — ледяным тоном отвечает Элайджа, наполняя бокал бурбоном, — я буду делать то, что считаю нужным. И тебе придется с этим смирится. А если еще раз посмеешь оскорбить Оливию, я запру тебя в твой комнате до тех пор, пока не научишься вести себя подобающе.

— Подобающе? — шипит Кетрин, и ее лицо искажается от ярости, — ты будешь трахать все, что шевелится, а я должна вести себя подобающе?

— Не разочаровывай меня окончательно, Катерина, — игнорирует ее выпад Майклсон, делая глубокий глоток янтарного напитка, — ты ведь с самого начала знала, что наш брак — сделка. Я обеспечиваю тебе жизнь, к которой ты привыкла, а ты становишься женой, достойной фамилии Майклсон. Все остальное тебя не касается. А теперь, тебе лучше вернуться к организации свадьбы, дорогая.

Элайджа не ждет ответа, оглядывая лицо невесты, онемевшей и от его холодного, властного тона и от предельно ясных слов, в которых нет и искорки чувств, один лишь голый расчет. Пару секунд Кетрин молчит, но самообладание возвращается к ней на удивление быстро, и красивые губы кривятся в усмешке, когда она говорит:

— Как скажешь, милый.

Пирс явно что-то задумала, Майклсон понимает это совершенно четко, но ему на это почему-то плевать. Сейчас его заботит совершенно другое. Другая. И то, что ему сделать, чтобы вернуть ее в свою постель.

Кетрин уходит, а Элайджа залпом допивает бурбон, задумчиво щурясь. Звонить синеглазке бесполезно, да и не с чего, ведь его телефон, который она скорей всего привезла ему утром вместе с кофе и рогаликами, в лучшем случае остался у нее, а в худшем разбит в порыве ярости, на которую она имеет полное право.

А значит, остается только одно.

Выпитый бурбон не позволяет Майклсону сесть за руль, и он ловит такси, называя до боли знакомый адрес. Всю дорогу Элайджа думает о том, что сказать Оливии, чтобы она смогла простить его и в какой-то момент ощущает оглушающее чувство вины, вспоминая боль, застывшую в синих глазах, в тот миг когда Лив поняла, что все это время он врал.

И в голове вспыхивает мысль, от которой Майклсон буквально леденеет, но в этот миг такси останавливается, и Элайджа, щедро рассчитавшись, выходит из машины, направляясь к знакомой деревянной двери.

Он стучит, но никто не открывает. Тогда мужчина с силой толкает дверь, и та, оказываясь не запертой, широко распахивается, позволяя ему беспрепятственно оказаться в пустой гостиной. Оливии не видно, но через мгновение он улавливает тихий всхлип, доносящийся со второго этажа, и быстрым шагом устремляется к лестнице, ведущей к спальням. Дверь в первую комнату приоткрыта, и Элайджа осторожно заглядывает туда, склоняясь к просвету.

Оливия сидит на постели, притянув к себе колени, и ее лицо совсем мокрое от слез. Неожиданный укол совести оказывается настолько силен, что Элайджа невольно морщится, словно от боли. Но самым страшным оказывается то, что даже в таком виде, с припухшими лицом и покрасневшими глазами Лив кажется ему безумно красивой. И желанной. Настолько, что на долю секунды его посещает совершенно сумасшедшая мысль о том, чтобы послать Кетрин и ее чертовых помощниц, адвокатов и приглашенных ко всем чертям и отменить свадьбу, только лишь для того, чтобы Оливия улыбнулась ему, перестав плакать. Элайджа застывает, пораженный этим открытием. Он качает головой, отгоняя от себя словно наваждение картину Лив в белоснежном платье, и стискивает зубы, пытаясь взять эмоции под контроль.

Синеглазка — лишь увлечение. Неожиданно сильное, но не более того. Он просто хочет ее.

Майклсон толкает дверь, ступая на порог, и Лив испуганно поднимает на него глаза, сжимаясь в комок. Она смотрит на Элайджу, даже не пытаясь стереть с пылающих щек следы слез, и он очень медленно приближается к кровати, не отводя от девушки пристального взора.