Ты - моя! (СИ)

— Прости, — шепчет Майклсон, глядя в мутные синие глаза, которые в этот миг не отражают ничего кроме боли, — я не хотел, чтобы ты узнала все так, но эта свадьба… лишь контракт, сделка, она ничего не меняет между нами.

От его слов Оливия застывает, как от удара, и прежде чем Элайдже удается сказать хоть что-то в свое оправдание, девушка впивается в его лицо ненавидящим взором, и отвечает тихо и зло:

— То есть вакансия твоей шлюхи до сих пор открыта?

— Оливия, — тянет Майклсон, пораженный ее словами, — ты никогда не была для меня…

— А кем же? — перебивает его Лив, и ее лицо искажается гримасой ярости и боли, — кем я была для тебя, если даже после того, как твоя невеста вытерла об меня ноги, посчитав продажной девкой, ты считаешь, что я продолжу развлекать тебя в постели? Кем, Элайджа?

— Ты передергиваешь, — стараясь казаться спокойным, отвечает ей Майклсон, сводя брови, — я лишь хочу, чтобы ты осталась со мной.

— В роли кого? — обессиленной выдыхает Оливия, уже не сдерживая слез.

Элайджа смотрит на нее, пытаясь подобрать нужное слово, но прежде чем ему в голову приходит хоть какая-то дельная мысль, Лив опережает его.

— Ты хочешь, чтобы я была твоей любовницей?

Ее голос едва слышен от боли и стыда, что пронизывают каждое слово, но Майклсон не замечает этого.

— Да, — говорит он и поднимает на Оливию настороженный взгляд.

Ее лицо леденеет, не выражает совсем ничего, и синие глаза становятся совсем пустыми, превращая Лив в красивую безжизненную куклу.

И Элайджа понимает, что проиграл.

========== Часть 25 ==========

Месяц спустя.

Виски ломило так, что Элайджа едва смог открыть глаза, щуря их от яркого луча света, пробивающегося через просветы жалюзи. От этого головная боль лишь усилилась, и Майклсон стиснул зубы, чувствуя приступ тошноты. По всей видимости, мальчишник удался на славу, вот только последнее что он помнил, была смеющаяся стриптизерша, которая увлекла его в комнату для приватных танцев. Он не помнил ее лица, лишь темно-каштановые, отливающие рыжиной длинные волосы, которые сразу же привлекли его внимание, стоило ей оказаться на сцене.

Элайджа вновь попытался приподнять веки, морщась от боли. Судя по всему, братья привезли его домой, и он уснул на диване в гостиной, так и не добравшись до кровати. Сознание медленно прояснялось и Майклсон смог, наконец, сесть, накрывая ладонями помятое лицо.

Воспоминания о вчерашнем вечере возвращались частями, и Элайджа покачал головой, сводя брови, когда перед ним встала картина жаркой вечеринки, на которой его, кажется, интересовал только бурбон. До тех пор пока разгоряченный крепким напитком он не увидел извивающуюся на шесте девицу в маске, чьи каштановые волосы золотились в тусклом освещении бара, и он застыл, когда ему на миг померещилось, что это была она.

Сбежавшая от него синеглазка, которую он не видел уже несколько недель, после того, как она без слов выставила его из своего дома, стоило Майклсону предложить Лив стать его любовницей. Она не кричала, не устраивала сцен и даже не плакала, но синие глаза после его слов безжизненно потухли, прекращая строптивую стервочку в красивого, но мертвого манекена. И Элайджа знал, кто убил ее. Вовсе не Кетрин, выплеснувшая на Оливию все желчь, совсем не стесняясь в выражениях.

А потом она просто исчезла.

Лишь спустя несколько дней, от Кола, который вытерпев гневную отповедь Мег, пришедшей в ярость, узнав о том, как Элайджа обошелся с ее подругой, не просто позволив невесте унизить ее, но и окончательно растоптать последующим предложением, он узнал о том, что Оливия улетела во Флориду, взяв на работе отпуск за свой счет.

Маленькой синеглазки больше не было рядом, и это, казалось, должно было помочь ему выбросить ее из головы, но на деле все происходило с точностью наоборот. Каждая мелочь, звук, даже запахи, что раньше не вызывали абсолютно никаких ассоциаций, теперь будоражили его чувства вновь и вновь. Не помогал ни бурбон, ни другие женщины, которых он выбирал по единственному принципу, о чем сам себе боялся признаться. Но очень скоро Майклсон понял, что ищет не просто синие глаза, каштановые волосы и ладную фигурку. Он искал совершенно конкретную девушку. И не находил.

Элайджа боролся с собой. Работал, ночуя в офисе, пытался вникнуть в идеи Кетрин по поводу свадьбы, помогал Клаусу с контрактами для его новых подопечных, даже занялся восстановлением их старого загородного дома, где прежде Майклсоны собирались всей семьей. И иногда это помогало, но затем, воспоминания о той, что вызывала в нем прежде совершенно неведомые эмоции, возвращались с новой силой, сводя с ума.

Он не хотел признаваться себе в том, что происходит. Гнал от себя мысли о том, что чувство, которое он прежде с насмешкой называл сказочкой для юных барышень, оказалось реальностью. Этого не должно было случиться с ним. Элайджа Майклсон всегда сам решал свою судьбу, сохраняя холодный рассудок, и это обстоятельство оставалось неизменным все его тридцать лет.