Ты моё дыхание

– Ну вот ещё, – ворчит Михайловна, – вскидывая голову, как курочка. – Незачем тратить своё время на старуху. Лучше расскажи, как вчера день прошёл. Я ж тут вся извелась, гадая, что да как. Спать толком не могла. Вижу, нашли с Костиком общий язык, – бросает она на меня лукавый взгляд.

– Не придумывайте, – заглядываю я в холодильник, прикидывая, что можно приготовить из тех продуктов, что остались.

Надо, наверное, в магазин сбегать. Почти все запасы на нуле. А денег почти нет. В карманах ветер гуляет. Перед Михайловной неудобно: она и так нас исподволь с Вовкой подкармливает.

С завтраком проще. С обедом придётся голову поломать. И пока я хозяйничаю, болтаю с Михайловной, рассказывая о вчерашней поездке за город и отвлекая её от мрачных мыслей, раздаётся звонок в дверь.

– Хм, – задумчиво выдаёт хозяйка квартиры, – вроде никого не ждём. Или ждём? – бросает она на меня подозрительный взгляд. Глаза у неё блестят. Вид – что называется – нос по ветру.

– Нет, – качаю головой и иду к двери. Долго смотрю в глазок. Громов. Сердце пускается вскачь. И страшно, и радостно. Я выгляжу как пугало со спутанными волосами и в простой домашней одежде. Но времени, чтобы прихорошиться, нет: Костя снова нажимает на звонок, и я открываю дверь.

– Привет, – говорит он и переступает порог. В обеих руках у него – веер пакетов.

– Костя пришёл! – выскакивает в трусах и майке взъерошенный Вовка. Громов тут же бросает пакеты и подхватывает его на руки. – Привет! – жмётся к этому шкафу мой медвежонок, а Костя ему улыбается.

– Привет, боец. Соскучился по пирожкам и шашлыкам?

– Пирожки! – косится Вовчик в сторону пакетов.

Из кухни приползает, держась за спину, Михайловна.

– О, как! – выдаёт она. – Кажется, завтрак прибыл.

– И обед заодно, – соглашается Громов, осторожно ставит ребёнка на пол. – Давай, Вов, умываться, одеваться – и на кухню.

Я всё так же стою столбом и мучительно думаю, что сказать. Значит, он не напутал. Его «завтра» – это сегодня.

– Привет, Софья, – роняет Громов небрежно, подхватывает пакеты и направляется в кухню. – Ты ж не думала, что я всё это сам съем? Да и Лика меня бы не поняла.

– Ты мог бы вчера, – лепечу я. Мы идём за ним вслед. Не понятно, кто из нас здесь живёт. Потому что шествует Громов уверенно.

– Мог бы, – соглашается он, ставя пакеты на стол и разбирая их. Там не только вчерашние пирожки. Там продукты из супермаркета. Много продуктов.

– Спасибо, я деньги отдам, – говорю, с трудом ворочая языком. Губы у меня немеют. У меня столько нет, сколько он накупил.

Громов бросает на меня взгляд. Не снисходительный, не удивлённый, а тяжёлый и закрытый. Словно я глупость сморозила.

– Вот хорошо, Костичек, – воркует Михайловна, оттесняя меня, – а то я сейчас нетранспортабельная, Софьюшка замучалась со мной. – Какой ты молодец, не придётся ей в магазин бежать. Останешься с нами на завтрак?

– Останусь.

Он загружает покупки в холодильник. Уверенные движения, спокойные. В каждом его жесте угадывается сила. Я сглатываю, заметив, как мощные бицепсы ходят под обтягивающей водолазкой. Нет, я не любуюсь. На меня снова накатывает тошнота и липкий, неконтролируемый страх.

Я злюсь на себя. Это Громов. Он не должен ничего плохого сделать. Тем более, Михайловна рядом, но есть вещи, которые я контролирую с трудом.

Меня пугает его появление. Здесь нет его тётки, и роль жениха не вижу смысла исполнять. Но почему-то он делает это.

При Михайловне выяснять отношения не буду. Позже поговорим. А пока… Я грею пирожки в микроволновке и быстро готовлю салат из капусты. Он у меня хорошо получается, к тому же – это быстро.

И Вовка, и Михайловна капусту трескают за обе щёки. Костя, даже если ему что-то не нравится, виду не показывает: ест всё, что на столе, пьёт чай и поглядывает на меня задумчиво.

Мы, наверное, со стороны смотримся, как семья. Вот, завтракаем вместе, а потом глава семейства повезёт нас с Вовкой куда-нибудь развлечься…

Косте очень идёт это звание – глава. Он такой и есть: основательный, неторопливый, надёжный.

Мысли эти некстати, и я прячу взгляд. Мне не нужна надежда и домыслы ни к чему. Он здесь, потому что ему что-то нужно, поэтому лучше не сочинять на вольную тему.

Я молчу, а у Вовика и Михайловны рот не закрывается. Как они ещё жевать успевают. Атакуют Громова, вопросы задают, что-то ему рассказывают. Я не вникаю – своих мыслей хватает, поэтому нить беседы не улавливаю. Тем более, у них есть объект для общения.

Костя им отвечает. Коротко и без раздражения. Скорее, терпеливо. Они его «семья» на сегодняшнее утро. А настоящий глава никогда семью не обидит.

Звонок в дверь застаёт нас всех врасплох. Умолкает Вовка. Я поднимаю голову от чашки с чаем.

– Мы ещё кого-то ждём? – спрашивает меня Михайловна, приподнимая бровь.

Почему-то я пугаюсь. До шума в ушах. Чувствую, как становятся холодными щёки. Наверное, я сейчас похожа на привидение, и лицо у меня белое.

– Да, – в полной тишине звучит уверенный Костин голос. – Я жду. Вы уж простите, Алина Михайловна, но по-другому у меня не получилось. Заранее прошу прощения за беспокойство.