Ты моё дыхание

Он смотрит мне в глаза. Ирония. Лёгкая улыбка на губах. Сильные руки опущены вниз и не пытаются меня заграбастать. А мне… почему-то хочется, чтобы он… обнял. Хочется почувствовать биение его сильного сердца. Услышать, как он дышит, как приподнимается его грудная клетка у меня под щекой.

Я убегаю из кухни, будто он за мной гонится, испугавшись собственных желаний. Опасно! Этот мужчина умел мастерски выбивать меня из колеи. Туда, где сугробы выше головы и можно запросто задохнуться, умереть, не выбраться из ловушки, в которую я, кажется, сама себя загнала.

Глава 29

Костя

Я бы устало вытер пот с чела – так она меня вымотала, маленькая, но отважная Софья. Как же она сопротивляется! Заводит. Жутко заводит это противостояние. Не знаю, каким чудом я держусь и корчу из себя равнодушную мебель. Но мне только на пользу наши бодания. Чую: нелегко придётся, а поэтому лишняя закалка не помешает.

Благо, у меня есть добровольные помощники.

– Ты с ней аккуратнее, Костичек, – вещает Михайловна, пока Ковалевские шуршат у себя в комнате, переодеваясь для прогулки. – Девочка хлебнула своё.

– Да? – спрашиваю осторожно, однако Михайловна только рукой машет. Браслеты её звякают. Она перебралась в кухню, заняла пост у окна. При дневном свете хорошо видно, как плохо она выглядит. Скукожившаяся какая-то, жалкая. Морщины прорезались отчётливее. И сейчас её яркость против неё играет: она похожа на грустного клоуна с размазавшимся гримом.

– Я не знаю, что у неё произошло, не допытывалась. Только взяла её сразу, как только увидела. Не из милосердия, отнюдь. Мало ли их, отчаявшихся да несчастных? Всех не обогреть. Свет в ней, душа большая. И она не попрошайка какая-то – честно тянется, зарабатывает, за квартиру платит. Вовка у неё – как полтинничек новый светится. Всё ему, а себе – в последнюю очередь. Учится, потому что отец так её хотел покойный. Да нет, вру: она тоже хочет, ей нравится. Поэтому не дави, ладно? С одеждой – это ты хорошо придумал. В магазины бы она ни в жисть не пошла б. А дальше – притормози немного. Дай ей привыкнуть, что ли… Она отношений сторонится. А ты ведь не просто так вьёшься вокруг неё, признавайся!

Я кивнул. Что мне признаваться? Таким, как Михайловна, и так всё понятно. Как и Лике, я думаю. Будь во мне фальшь, сразу бы раскусили да поняли. А во мне фальши нет. Ну, разве что чуть-чуть, потому что я голову не тётке морочу, а Софье. Иначе не подступился бы.

Зацепила она меня. Крюк под рёбра вогнала – дышать не могу, когда её рядом нет. Когда не слышу её голос, не вижу её тонкую фигуру, не ощущаю сопротивление, которое заводит ещё больше и не даёт отступить ни на шаг. Разве что в тактических целях: шаг назад, чтобы сделать два-три – вперёд. Но это вовсе не игра. Не для меня. В тридцать два уже чётко понимаешь, куда хочешь идти и зачем.

– Ну и славно, – бормочет Михайловна. – Благословляю, если тебе вдруг нужно моё благословение.

– Нужно, – говорю я твёрдо. – Спасибо большое.

Они выходят по очереди из комнаты. Вначале Вовка, а затем – Софья. Одетые тепло. Софья – в новом свитере крупной вязки. Ей очень идёт. Джинсы старые, но не всё сразу. Зато ботинки новые и куртка на меху, с капюшоном. Наконец-то она не будет мёрзнуть и гнуться. Варежки ещё ей нужны, но это я решу по ходу.

– Мы почти готовы! – сияет улыбкой Вовка, самостоятельно обуваясь. – Мы пешком или поедем? – сверкает он любопытным глазом.

– И так, и эдак, – отвечаю и вижу, как ему радостно от моего ответа. Как и у любого мальчишки, у Вовки тайная любовь к машинам. А моя его вчера впечатлила.

На улице солнце. Софья жмурится невольно, а я замираю, ловя незабываемый миг. Такая красивая она сейчас, что дух захватывает.

Вовка бежит к машине. Топчется нетерпеливо.

– Ну что вы застыли, поехали? – кричит он и смеётся радостно.

– Поехали, – бормочу под нос, беру Софью за руку, чувствую, как она вздрагивает, и недовольно морщусь.

Мы же вроде это уже проходили? Неужели она до сих пор меня боится? Вслух спросить не решаюсь, поэтому не делаю лишних движений, снова перестаю дышать.

Она руку не вырывает, что уже хорошо, поэтому делаю невозмутимое лицо (надеюсь, что выгляжу именно так), ближе к машине приходится с её ладонью расстаться.

– О! Креслице! – деловито оглядывает новшество Вовка. – Для меня? Специально?

– Да, – подтверждаю его догадку. – Персональный трон для тебя.

Софья смотрит на меня напряжённо, но ничего не говорит. Она словно растеряла все слова, закрылась в себе. О чём думает? Спросить не решаюсь. Зато Вовка болтает за всех. У ребёнка масса впечатлений, ему не терпится всем поделиться. А заодно все свои детсадовские печали и радости выбалтывает.

– Как жаль, что завтра понедельник! – жалуется он. – Пятидневка! – выплёвывает слово с таким чувством, что я невольно жалею его.

– Вова! – одёргивает его строго Софья. – Косте это неинтересно, и перестань ныть, ты же понимаешь, что мне надо работать, и я не смогу забирать тебя каждый день.