Ты моё дыхание

Он кидает на Софью пренебрежительный взгляд, и во мне просыпается ярость. В такие моменты я становлюсь вкрадчиво-тихим, и те, кто меня знает хорошо, предпочитают убраться подальше.

Софья сжимается в углу. Скукоживается, ладони между коленями зажимает. И только за это мне хочется схватить Толяна за грудки и встряхнуть. Или об стену его тушу двинуть.

– Софья – моя девушка, – произношу тихо. – Моя невеста – будет точнее. И ещё один неправильный взгляд, жест, неосторожное слово в её сторону – церемониться не буду. И если она сказала «нет» – значит оставь её в покое.

– Правда, что ли? – Анатолий сидит всё так же небрежно, не меняя позы, но я вижу, как напрягаются его мускулы. Он смотрит сейчас только на меня. – И когда ж это вы успели настолько сблизиться? Совсем голову потерял, да, Котя? Впечатлили её неземные черты, когда ты её в душе рассматривал? И небось она в недотрогу играет, чтобы ты крючок покрепче заглотил. А ты в курсе, что у неё ребёнок есть?

Он произносит это так, будто я должен взять и со страха под стол залезть.

– В курсе, – встречаю его взгляд и распрямляю плечи. – Я знаю, что у Софьи есть сын. И ребёнок – это не проказа и не инфекция. Не заразная болезнь. Всё дерьмо выплеснул из себя? А теперь на выход. Рабочая смена у тебя завтра, можешь быть свободен.

– Я, пожалуй, развлекусь, – поднимается Толян со стула. – Выходной день, имею право отдохнуть. Поэтому не прощаюсь. До встречи, Сонечка! – бросает он через плечо и слишком усердно толкает дверь. Так, что она с грохотом бьётся о стену.

Но мне до него дела нет. Больше меня заботит Софья, что сидит в углу, сжавшись ещё больше.

– Соня, – зову её тихо и останавливаюсь в паре шагов от её «убежища».

– Подсматривал в душе? – поднимает она на меня глаза. Обжигает синими озёрами. Не плачет, нет, но бледное лицо говорит о многом.

– Там стояли камеры наблюдения, – тщательно подбираю слова. Что бы я ни сказал сейчас, это будет выглядеть жалко, словно я оправдываюсь или ябедничаю на охранника, что вроде как ничего не нарушил, кроме этики поведения и моральных правил. – Уже не стоят. Я распорядился, чтобы их убрали. Из душевых и комнат для персонала.

Софья кивает. Руки у неё судорожно зажаты коленями. А я не знаю, как ей помочь. Понимаю только: сейчас её нельзя трогать.

– Он за мной следил, а ты его поймал, – умная девочка, уловила суть того, что я не произнёс вслух. Софья снова поднимает на меня глаза: – Он не отстанет. Такие не отстают. Озлобляются и…

Софья осекается. Губы её дёргаются. Взгляд становится затравленным на какие-то доли секунды, а затем она распрямляется, вытаскивает ладони из сжатых коленей. Как морковку с грядок: с ногами справиться не смогла, они у неё всё так же притиснуты одна к другой, поэтому руки приходится ей вырывать с усилием. Она этого даже не замечает. Зато я всё вижу: Софья пытается прийти в себя.

– Я пойду переодеваться. Надо работать.

– Я тебя провожу, – подниматься я ей не помогаю, хотя очень хочется прикоснуться, влить в Софью свои силы и уверенность. Но сейчас, когда она заведена до предела, это невозможно.

Это было правильное решение: Толян не успокоился и торчит в коридоре, явно поджидая Софью. Всё же ему хочется расставить точки над «і». Соня замедляет шаг.

– Иди, я разберусь, – немного подталкиваю её в спину, и она мимо Толяна проскакивает, как мышь.

К счастью, тот даже не пытается её зацепить. Может, потому что я маячу сзади. Такие лбы нередко переоценивают свои силы. Думают, что массой и избытком тестостерона, который бьёт в башку, способны сокрушить мир. Настало время доказать обратное. И немного сбить прицел, чтобы неповадно было больше мою девушку по коридорам пугать.

– Что, пасёшь козочку? – ухмыляется Толян, как только Софья скрывается в комнате для персонала.

– Я оберегаю свою девушку от таких козлов, как ты, чтобы не смели навязываться и пытаться выяснять отношения. Я тебе всё сказал, ты не услышал.

Он готов к нападению, но слишком борз и молод, чтобы противостоять моему опыту. Одно движение – и я заламливаю ему руку. Со всей силой, чтобы наверняка. Мне пофиг, даже если я ему конечность сломаю. Важен эффект: от боли Толян падает, как подгнившее бревно.

– Ещё раз тебя увижу поблизости с Софьей, – произношу мягко и вкрадчиво, – вот так легко, как сейчас, не отделаешься. А потом я напущу на тебя своих адвокатов. И мы впаяем тебе статью за домогательства. А может, и ещё чего похуже.

Конечно, он пытается сопротивляться. Придавливаю его ещё сильнее, давя в себе желание всадить кулаком в рожу, чтобы нос сломать и глаз подбить. А лучше два сразу. Чтобы долго на девочек не смотрел. А ещё – носком в пах засадить, чтобы отбить охоту к девушкам приставать.

– Я тебя сейчас отпущу, ты встанешь и пойдёшь вон, на выход. Попробуешь прыгать – найдутся средства, чтобы тебя остудить.

– Ну ты и тварь, – шипит Толян сквозь зубы. От боли и ярости. Я его понимаю. Немного. Но не настолько, чтобы пожалеть. К таким у меня жалости не припасено.