Ты моё дыхание

– Не нужно разыгрывать оскорблённую невинность. Сколько вы здесь прожили? Месяц? Два? Будь вы такая участливая, давно бы поняли, что с ней что-то не то. Она всегда очень активная. Была, – добавляет он через крохотную паузу. И в этот момент лицо его становится ещё жёстче. – Вы равнодушно смотрели, как она загибается, а теперь пытаетесь обижаться на мои слова?

Я задыхаюсь от несправедливости его высказываний, но оправдываться не хочу и не буду. Пусть думает, что хочет.

И это тот самый милый Богдаша, о судьбе которого без конца сокрушалась Михайловна? Да он монстр, каких мало. Бездушное бревно, способное походя человека прибить своей чёрствостью.

– Не знаю, как и зачем вы к ней втёрлись. Баба Лина не самый доверчивый человек на этой Земле. Мягко говоря. Это была её жизнь, я старался не вмешиваться. Но сейчас, когда ей предстоит долгий путь к выздоровлению, я не могу оставить вас в её квартире. Вам придётся съехать, причём быстро.

Да буквально пальцами щёлкнуть – и всё готово. Можно бежать, поджав хвост, потому что барин приехали и командуют.

Он задел меня так, что я даже бояться его перестала.

– Мне нужно время, – постаралась, чтобы голос звучал твёрдо. – У меня ребёнок. Нужно найти квартиру и договориться, чтобы вещи перевезти.

Островский снова ломает бровь. На губах его блуждает циничная улыбка.

– Насколько я знаю, вы местная. И, думаю, вам найдётся, где переночевать. Заодно решите все остальные проблемы. Ваши манатки я, так и быть, распоряжусь, чтобы перевезли по новому адресу. Можете приступать к сборам. Я подожду, хоть время моё и дорого.

Это была последняя капля. За ней последовал взрыв.

Я привыкла молчать. Привыкла бояться. Старалась быть менее заметной и вообще сливаться с тенью. Но наступают моменты, когда и овечка, что ждёт своего смертного часа, взбрыкивает и показывает зубы почище матёрого волка.

– Не знаю, что у вас в голове и какие небылицы вы насочиняли обо мне. Судя по всему, по вам плачет слава великого фантаста. Правда, не уверена, что вы способны создать нечто гениальное. Наверное, больше – уродливое и больное, как вы сам.

Да, конечно же, я уеду. И найдутся люди, что мне помогут. Как в своё время помогла ваша бабушка – Алина Михайловна. Ей я благодарна за это.

Вы обвинили меня в бездушии. Я не буду спорить и что-то доказывать. Но если у меня нет души, то вы и вовсе проржавевший насквозь механизм, в котором ничего живого не осталось.

Она очень вас любит. Постоянно вспоминает. Я знаю, как вас зовут, но ни разу, за почти четыре месяца, что живу здесь, не видела.

Где вы были, когда она была здорова и тосковала? Где вы шлялись, когда она заболела и ни в какую не желала идти в больницу?

Вы появились, когда ей стало совсем плохо. Я уверена: вы ни о чём её не спрашивали, когда решили появиться здесь и разыграли жёсткого хозяина. Отобрали у неё телефон. Запрещаете видеться. Не по её просьбе, а потому что вам так захотелось. Для вашего понимания так правильно.

Я спешила высказаться, запиналась, но Островский стоял, как свинья-копилка и смотрел на меня не мигая. Замораживал своими прозрачными льдами, что становились холоднее с каждым моим словом.

– Всё сказала? – произнёс он зловеще, как только я замолчала, чтобы перевести дух.

Вид у него был угрожающий. Я помню эту позу. Крепко сжатые кулаки и стиснутые до выступающих желваков челюсти. Он готов был ударить. И если он это сделает, я могу не встать.

Может, поэтому я струсила и отшатнулась. Запуталась в собственных ногах и чуть не упала. Островский же не тронулся с места. Выдержал паузу, холодно наблюдая за моей паникой, а затем демонстративно поднёс руку с часами к лицу.

– Время пошло, – объявил он холодно.

Бесполезно. К нему не достучаться. Такая прекрасная Михайловна и такой холодный сукин сын её любимый Богдаша…

Я зашла в свою комнату, обвела её беспомощным взглядом, не зная, с чего начать. А затем достала из кармана телефон и позвонила единственному человеку, который мог сейчас мне помочь. Мучительно отсчитывала гудки и чуть не расплакалась от облегчения, когда мне наконец-то ответили.

– Костя? – зачем-то спросила я, услышав его голос. – Мне нужна твоя помощь.

Глава 36

Костя

Вначале была радость – никогда не думал, что способен радоваться до эйфории, услышав её голос и просьбу о помощи.

– Нужно опять кресло переставить? – улыбаюсь я от уха до уха, как идиот.

– Нет, – Софья запинается, и я понимаю, что и впрямь дурак. У неё что-то случилось. Я слышу это по её голосу.

– Говори, – подбираюсь, готовясь к худшему.

– Михайловна в больницу попала. А тут её внук объявился. Выгоняет нас. Ты не мог бы мне помочь?

Она не плачет, но растеряна и подавлена. И пока она говорит, я разворачиваю машину. Всё подождёт.

– Мне некуда пойти, – говорит она тихо. – Разве что на улицу. Я бы никогда не позвонила, правда, – неправильно Софья истолковывает моё молчание, а голос её становится ещё тише и безнадежнее.

– Сонь, я скоро буду. Жди меня, ладно?

– Спасибо тебе большое, – слышу я в её голосе облегчение.

Внук выгоняет? Островский вернулся? Надо же.