Ты моё дыхание

– Бабушка Лика! – вцепился он в её руку. – Не надо Костю ругать! Мне очень даже нравится пятидневка! Там у нас группа, интересно. И вообще в этом садике отличная развивающая программа! – блеснул он познаниями, тщательно выговаривая зубодробильные для пятилетнего пацана слова. Видимо, Соню цитировал. Или свою продвинутую воспиталку. Но я бы ставки сделал на его мать.

– Ну, что ты, Володенька, – сразу потеплел Ликин взгляд. То, что пацан её бабушкой назвал, тронуло её до слёз. Вижу, сдерживается изо всех сил. – Мы просто поговорим. Взрослым иногда нужно беседовать наедине.

Она потрепала мальчишку по тёмным кудрям и строго кивнула мне. На выход, короче. На ковёр. Блин. Как это пережить?

Лика утянула меня подальше, чтобы наверняка никто не подслушивал. Дом большой – хватает укромных мест.

– Я не узнаю тебя, Костя! – шипела она разъярённой кошкой, совершенно не сдерживая собственных эмоций. – Тебе что, безразличен Сонин мальчик? Как ты жизнь свою строить собираешься и как ты можешь спать спокойно, когда твоя девочка надрывается на работе по ночам?! А сын её целую неделю не понятно с кем тоскует?

Всё она говорила правильно. Я сам об этом миллион раз думал. Но речь о том, чтобы Соня работу бросила, вообще не шла.

– Я работаю над этим, но пока безуспешно, – доложил я, пытаясь сделать «морду кирпичом». С Ликой такие номера не проходили.

– Плохо работаешь! – запальчиво сказала она и даже кулаком по стене ударила.

Давно я Лику такой живой не видел. Драконовы, безусловно, её на ноги подняли. Точнее, Алла, тогда ещё Жалейкина. Да и потом, когда у неё забот и хлопот прибавилось, она духом воспрянула и чувствовала себя прекрасно в качестве хранительницы не совсем своего очага. Но вот такой – деятельной, энергичной, вдохновлённой не так часто можно было её увидеть.

Лика почувствовала добычу. Лика ни за что этот трофей не собиралась выпускать из своих цепких лап.

– Соня слишком гордая, понимаешь? – попытался оправдаться. – И как бы мы ещё не на той стадии развития отношений, чтобы я мог как-то ей указывать, командовать, навязывать своё мнение.

– Вот это вообще на тебя не похоже, Костя! – не успокаивается Лика. – И все эти оправдания звучат жалко! У тебя есть все возможности, деньги, квартиры, машины, а твоя девушка ходит в прохудившихся ботинках не по сезону, пашет, как лошадь, по ночам и водит ребёнка в круглосуточные группы. Жуть какая-то, вчерашний век, дремучее средневековье! Не хочу и не могу понять! Ведь как-то тебе удалось её уговорить на новую одежду? Ну так придумай, как ребёнка в нормальный садик оформить и не отдавать его на целую неделю непонятно куда!

Я не знаю, что ей ответить. А если намекну, что Софья приняла новую одежду с определённым условием, Лика точно открутит мне голову. Ноги с ушами поменяет местами и скажет, что такому дураку, как я, возможно, это пойдёт на пользу.

– Иди и подумай над своим поведением, – говорит она, как в детстве, и я словно окунаюсь в прошлое, когда она воспитывала меня со всей строгостью.

Я не хотел ей напоминать, что я рос на две семьи именно поэтому: мать тянулась, как могла, а Лика с дядей Борей во всём помогали. Мы были семьёй. Родными.

Для Софьи я пока никто. Жених и то фиктивный.

Скажи я ей, что у меня вполне серьёзные намерения, боюсь, убежит, замкнётся, даст от ворот поворот. А я только-только начал завоёвывать её доверие.

Очень сложно, между прочим, переупрямить такую девочку, как Соня Ковалевская. Она даже о себе ничего не рассказывает. Скрытничает. Не пускает дальше порога.

– Буду думать, – кивнул я серьёзно и подавил тяжёлый вздох.

На этом воспитательная беседа закончилась, нас позвали за стол. Тётка снова целую «свадьбу» организовала в честь нашего приезда. Вряд ли они на выходных без нас подобные скатерти-самобранки стелют.

– Костя, – взяла меня за руку Соня за столом, – прости, пожалуйста. Лика огорчается, я её понимаю. Она за садик договорилась по твоей просьбе, а мы не можем. Я это очень ценю, правда. Но мы не можем. И это не потому что я не хочу. Не могу.

Она говорила тихо и смотрела на меня виновато. Оправдывалась. Но главное – за руку держала, и только от этого невинного прикосновения, на которое она решилась сама, у меня сносило крышу, взрывало предохранители. Я почти не соображал, что она говорит. Слышать слышал, а мозг отказывался напрочь воспринимать и правильно реагировать на информацию. Кажется, мозг стремительно скатился в другую точку моего тела. Туда, где, увы, есть только одна извилина, и думает она об одном – примитивно-вожделенном. Как хорошо, что я сижу.

– Не переживай и не огорчайся, – мужественно собрал я в кулак все свои мыслительные ресурсы и постарался ответить спокойно, ничем не выдать себя. – Урегулируем. Она огорчается, что Вова на пятидневке, а не тому, что с людьми договорилась и теперь ей неудобно. Всё ей нормально и удобно.

Соня вздыхает и отводит глаза. Я её не успокоил. Руку мою она отпускает. Какая жалость.

Позже она ещё раз оправдывается перед Ликой. Та качает головой. Видимо, говорит приблизительно то же самое, что и я.