Знакомых бизнес-вумен у меня практически не было. Настолько, чтобы я мог уговорить и провернуть дело под кодовым названием «работа для Софьи», и быть спокойным, как Будда, что никто в её сторону косо не глянет. А мужикам я не доверял. Как увидят они мою Соню, так я и потеряю покой и сон. Нет уж. Увольте.
Как, оказывается, одна хрупкая девочка, может весь мир перевернуть и хлопот добавить. Но мне всё нравилось. Это вдохновляло на подвиги и заставляло шевелиться, думать, искать варианты. Да и перед Вовкой было неудобно: я ему новый садик пообещал, а на поверку оказался лгуном, беспомощным слизняком, не способным плёвые вопросы решить. В общем, занят я был по самую макушку.
Вечер в «Лагуне» выдался фееричным, поэтому я немного собственный контроль ослабил. У меня для этого Сёма есть, в конце концов. Это его прямые обязанности – за порядком следить, ну, и заодно за Софьей приглядывать.
Как оказалось, Сёма оплошал. Соня ушла передохнуть, а следом за ней исчез и долговязый дрищ Полозов. Пополз, видать, за Соней вслед.
Если сказать, что я разозлился, то ничего не сказать.
Злился я на Семёна, что не уследил. Злился на себя, что не приглядывал, понадеявшись на профессионализм некоторых. А пуще всего пылал яростью в сторону этого кузнечика с длинной шеей. Пора бы ему коленки местами поменять, чтобы не отирался возле моей невесты и не делал мне нервы.
Хуже всего было то, что я невольно подслушал часть их разговора.
Он ей встречаться предлагал и дружить. Дружок хренов. А Соня моя соглашалась. И даже про сына рассказала.
В общем, дожидаться, до чего они ещё там договорятся, я не стал. Ворвался. Точнее, вошёл, но в собственном воображении я врывался и расстреливал из ручного пулемёта пиявку Полозова.
Дрищ струхнул. Можно было даже не смотреть на него, чтобы это понять. Соня сидела на стуле и смотрела на меня, как на исчадие ада, что вдруг покинуло жаркие страны и выскочило из-под земли, чтобы русскую зиму пугать.
– Я, наверное, пойду, – бормочет этот бледнолицый стебель усохшего баобаба, вскакивает со стула и начинает пятиться. Не к двери, потому что там стою я, а в обратную сторону. Он что, в окно вознамерился выйти? Или Софье на ручки заскочит, как шавка, чтобы спрятали и уберегли его от барского гнева?
– Костя, – обретает дар речи Соня, – ты не мог бы от двери отойти?
Голос у неё спокойный, а сама она напряжена до предела. Если я сейчас захотел бы к ней притронуться – отшатнулась бы и убежала. И это мне совершенно не нравится.
– Мы просто поговорили, – объясняет мне, как потерявшему башку засранцу. Впрочем, она не далека от истины. И я выдыхаю. Делаю шаг в сторону. Полозов опрометью кидается в дверной проём, а я думаю о том, что всегда гордился собственной выдержкой и самообладанием.
Нет, у меня есть темперамент. Не сумасшедший, но достаточно приличный. И мне всегда удавалось сохранять золотую середину, пряча клыки и когти, образно говоря, под вежливый тон и обманчивую мягкость, которая почти никого не обманывала: меня побаивались. Но я почти никогда не позволял себе выходить из равновесия.
А тут я будто с ума сошёл. Со слабой натяжкой я мог это объяснить давней неприязнью к Павлу Полозову. Но точно так меня бесил и Толян. И – уверен – будет выводить из себя любой, кто будет улыбаться Софье и предлагать «дружбу».
Не хватало, чтобы моя девушка «дружила» с разными типами. Знаю я, чем все эти «дружбы» заканчиваются: любой нормальный мужик к Соне подкатывать начнёт.
– Костя, – снова зовёт меня Соня, и я с двери, за которой скрылся этот фанфарон, перевожу взгляд на неё, – ты не мог бы выйти?
«Это ещё почему?», – хочется задать вопрос, но я понимаю, что не буду разговаривать с ней в подобном тоне. Да это и здорово, что я рот не открыл, потому что Соня встаёт со стула, и я вижу, как дрожат её пальцы.
Она их быстренько в кулаки зажимает. Чтобы я не заметил, вероятно, но я глазастый – увидел, успел.
– Ты меня пугаешь, – произносит Соня с дрожью в голосе, и на меня словно ледяной ушат воды вылили. Я вдруг понял, что ещё одна такая выходка, и я её потеряю.
Видимо, это из её прошлого. То, чего я о ней не знаю. Но то, что она напугана – можно и не объяснять. И так видно.
Я опускаю руки, понимая, что так и стоял, как чёртов Рэмбо, смотрю ей в глаза и произношу:
– Прости, пожалуйста.
Она молчит, а мне ничего не остаётся, как выйти вон. Я закрываю за собой дверь и прислоняюсь к стене. Впору головой об неё побиться. Идиот.
И вдруг слышу звуки, что раздирают мне душу.
Соня плачет. Горько, навзрыд. А я стою и умираю. Мне ведь даже войти сейчас нельзя, чтобы её утешить.
Я всё испортил, ревнивый дурак.
Глава 45
Софья
Я и сама не поняла, почему разревелась. На нервах, наверное. Никак не могла себя переломить. Костя так и стоял перед глазами – опасный и сильный. Умом я понимала: он не тронет меня, но инстинкты и горький опыт над разумом взяли верх.