Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

Виталий предложил ей переночевать у него, в снятой им комнате в частном пансионе. Записал ей адрес и предложил встретиться возле этого пансиона в девять часов вечера, извинившись за то, что не может уделить ей дольше времени, ему еще надо было заскочить на выставку, которую он организовывал в Палермо от своей организации в Питере. Этого человека Настя тоже не боялась.

— А там две кровати? — только спросила она.

— Ну, что-нибудь придумаем, — ответил Виталий, — в конце концов, мы почти земляки, раз ты там училась. А земляк земляку должен помогать.

«Ага, почти, — подумала про себя Настя, — хорошо, что Питер настолько большой город, что в нем можно и не быть знакомыми».

— Озабоченный слегка, но его можно обломать… К насилию не склонен, — поставила она свой диагноз.

В конце концов, ей снова нужно было куда-то деваться на ночь. Поиски кришнаитов могли и не увенчаться успехом, как это и случилось в Риме, а тут хоть, по крайней мере, русский из Питера и не бандит.

— Гм, с этим не нужно искать общий язык в прямом смысле, — подумала Настя, вспомнив как она общалась с итальянцами, которые говорили только по-итальянски, не зная английского и французского, а уж тем более русского.

Кришнаитов она так и не нашла, но, гуляя по Палермо, случайно подцепила еще двух малолеток — Леонардо и Ромео, один из которых был более активным, а другой менее. Ее они почему-то приняли за немку, называя по-итальянски «терезка, терезка». Настя сначала не поняла, что за Терезка. Они ее здорово развлекли, эти колоритные итальянские мальчики, которые чуть было не подрались из-за нее, проводив, в конце концов, до того самого места, где назначил ей встречу Виталий.

«Если бы они были чуть постарше, а не жили со своими мамами, — думала Прокофьева, ловившая, что называется, на живца, — может, сообразили бы, что «терезке» негде ночевать и ее надо пристроить».

Насте не слишком хотелось коротать ночь с этим самым Виталием из Петербурга. Но деваться ей было некуда.

Виталий на стрелку пришел, как и обещал. Они пошли в эту самую гостиницу, которая, к удивлению Насти, оказалась жилым домом, где у хозяина, как объяснил ее новый знакомый, было несколько комнат с отдельными входами. Они тихо поднялись по лестнице в одну из них.

«Ну и нора, — подумала Настя, — и это называется гостиничный номер. Ну и сволочи же эти капиталисты. Как можно какой-то вшивый закуток сдавать как номера».

В комнате, действительно, не было окон, а тусклое освещение наводило на неприятные ассоциации типа каморки Федора Раскольникова из «Преступления и наказания». Прокофьева поняла, что Виталий предпочитает экономить на командировочных, поэтому и выбрал этот «эконом-класс», чтоб много не платить. Свои соображения она оставила при себе, чтобы не оказаться ночью на улице.

— Ну, где здесь две кровати? — спросила Настя, обозревая маленькую односпальную кровать и деревянный канцелярский стол. Ничего другого в этой убогой комнате не было.

— Нету, но ты можешь спать со мной, — сказал Виталий, — я тебя не трону, если ты сама этого не захочешь, я обещаю.

— У меня менструация — раз, — сказала она. — Потом, я после травмы — два.

— Да не бойся ты, Аня, — не трону я тебя. Ты что не видишь, что я не из тех. Ну хочешь, спи на столе.

«Да, — подумала Прокофьева, — если бы сейчас со мной был мой спальный мешок, оставшийся в рюкзаке, было бы хорошо и на столе, и на полу».

Всю ночь она практически не сомкнула глаз. Сначала выслушивала откровения Виталия, поведавшего ей про свою жену, которая была старше его на десять лет и с которой он развелся по ее инициативе. Затем он рассказывал про секс в его окружении, где каждый норовил переспать со всеми подряд и подцепить еще кого-нибудь новенького по ходу. Потом затронул тему детей и стал говорить про то, что он уже всерьез начал задумываться над тем, как их завести, и что с прежней женой он их не нажил, потому что она была увлечена своей архитектурой, отвечая, как архитектор, за старый фонд Петербурга. Говорил он также, что их родной Петербург постепенно рушится, старые здания почти не реставрируются, и что, несмотря на их расхождения в возрасте, свою жену он очень уважал, поскольку она была творческим и интересным человеком.

Потом он пытался расспрашивать Прокофьеву. И Насте пришлось в его же стиле что-то сочинять про свою прежнюю жизнь, выдумывая несуществующую историю, так чтобы у человека в принципе вменяемого, каким выглядел Виталий, сложилось и о ней впечатление, как о человеке, которого не стоит склонять к разврату.

Проведя ночь в разговорах, Прокофьева утром попросилась в душ, чтобы освежиться. Защелки в этом душе не было. И Виталий, как ни в чем не бывало, открыл дверь.

— Я же обещал, что тебя не трону. Но посмотреть посмотрю, — сказал он.

«Бред какой-то», — подумала Прокофьева, стараясь держаться спокойно, чтобы не провоцировать этого человека, не спускавшего с него глаз. Она спокойно оделась, не давая повода к агрессии. Но сама внутри кипела от злости.