Ты поймешь, когда повзрослеешь

– С того момента, как я здесь поселилась, – продолжала Элизабет, – я должна была бы привыкнуть. На моих глазах ушло столько людей. Но это выше моих сил. Я никогда не смогу с этим смириться. Живешь, дышишь, строишь планы, и вдруг тебя больше нет. Жизнь – как карточный домик. Все силы, все свое время вкладываешь в него, закладываешь прочное основание, возводишь этаж за этажом – но в один прекрасный день все рушится, и кто-то складывает его в коробку. Для чего все это? Вы можете мне сказать?

Нет, не могу. Я сама не раз задавала себе этот вопрос. Смерть – это та тема, которая парализует все мое существо и лишает возможности нормально и здраво рассуждать. Мне, как и многим другим, не удается принять тот факт, что однажды мы больше не будем ни чувствовать, ни слышать друг друга, ни любить – короче говоря, перестанем существовать. Я тоже себя спрашиваю, куда уходят после смерти, терзаясь страхом неизвестности. Нет, я не могу вам сказать, зачем все это, потому что я сама ищу ответ и не нахожу его.

К нам подошли Пьер с Густавом. Пьер погладил спину жены, а Густав протянул Луизе чашку горячего шоколада.

– Я знаю, вы любите шоколад, и подумал, что, может быть, он придаст вам сил.

Она скривилась в улыбке, больше похожей на гримасу, и снова заплакала. Он сжал ее плечо и деликатно отвернулся.

– Если я вам понадоблюсь, я буду на огороде.

Густав направился к двери, а Луиза в ответ кивнула. Элизабет вытащила из кармана чистый носовой платок и протянула ей.

– Нас осталось только двое, мой дорогой друг. Но мы сплотимся теснее и будем поддерживать друг друга до конца наших дней. Уверена, Мэрилин не была бы против.

– Вы правы, – ответила Луиза дрожащим голосом, – мы почтим ее память тем, что сохраним радость жизни. Но, мне кажется, я забыла, как носить траур по усопшим… мне нужно немного времени, чтобы выплакаться.

– Разумеется, нужно время! Давайте же будем ее оплакивать, как она того заслуживает, а потом воздадим ей последние почести. У меня есть идея, как это сделать, – произнесла Элизабет, оживившись.

Я собиралась спросить ее об этом, когда директриса широкими и решительными шагами вошла в зал и сделала мне знак следовать за ней. Я покорилась, предварительно заверив двух уцелевших бабушек, что я в их распоряжении, если им понадобится излить душу.

Анн-Мари потащила меня к выходу.

– Вам удается держать ситуацию под контролем?

– Надеюсь. Я обошла всех наших пансионеров, чтобы выяснить, как они себя чувствуют, и теперь собираюсь как можно скорее организовать группу взаимной поддержки.

– Хорошо, – сказала она. – Похороны – это всегда тревожные моменты. Если у вас возникнет хоть малейшая проблема, обращайтесь ко мне.

– Я так и сделаю. Но пока все нормально.

– Самое тяжелое еще впереди…

– Неужели? Но что может быть хуже?

Она провела пятерней по своим кудряшкам и глубоко вздохнула.

– Члены семьи Мэрилин вот-вот появятся.

37

Люди напрасно стараются скрыть страдания и боль – они проявляются во всем, даже в покрасневшем носе на фоне бледного лица.

Я встретила Корин, старшую дочь Мэрилин, на парковке. Она выглядела так же, как каждые понедельник, среду и субботу, когда ровно в десять часов приходила навестить свою мать и они под ручку прогуливались по парку «Тамариска». Безупречная укладка, приветливая улыбка, сумка в тон к туфлям. Но в отличие от прошлых дней сегодня она была в больших темных очках, которые не снимала даже в помещении, а с ее губ слетали бессвязные слова.

– Мой брат уже в пути. Он едет из Руана со своей женой. Я сейчас начну собирать ее вещи, думаю, я быстро с этим справлюсь. Может быть, сын приедет помочь мне в обеденный перерыв.

– Вам совсем не обязательно сегодня этим заниматься. Не торопитесь, в этом нет необходимости.

– Нет, нет, нужно освободить комнату, – ответила она, вынимая пустые коробки из багажника машины. – Не волнуйтесь, я справлюсь. Мама не любила никого стеснять. Вдруг вам придется принимать нового постояльца, и ему потребуется студия. Вещей на самом деле немного, я быстро все уложу.

Она вдруг замолчала и внимательно посмотрела на меня.

– Вы не знаете, она страдала?

Ее слова произвели на меня эффект удара кулаком в челюсть. Сколько бы нам ни было лет, когда теряешь близкого человека, задаешь себе один и тот же вопрос.

– Вам лучше поговорить с врачом. Но думаю, она не страдала, она умерла во сне.

Корин лихорадочно выдохнула.

– Надеюсь, она хорошо провела свой последний вечер…

Я еще раз прокрутила в памяти вчерашний ужин. Мэрилин, как всегда, сидела за одним столом с Луизой, Элизабет, Пьером, Густавом и Леоном. Я не заметила в ней ничего необычного: все тот же шарф покрывал ее плечи, и она, как всегда, подшучивала над своим сварливым соседом. Потом все смотрели «Самую прекрасную жизнь». Мэрилин волновала судьба Луны, которую покинул Гийом, и, выходя из зала, она заверила нас, что между ними все наладится. К сожалению, она никогда этого не узнает.

– Думаю, что да, – ответила я. – Во всяком случае, она улыбалась, когда выходила из зала, и пожелала всем спокойной ночи.