Ты покоришься мне, тигр!

Я долго думал над этой дилеммой, пробовал разные стили в показе хищников. В свое время меня упрекали, что мои леопарды похожи на овечек. Но даже когда я старался показывать хищников в несвойственном им «овечьем» наряде, внутренне не переставал быть убежденным в том, что цирк без риска не имел бы своей прелести. Именно в торжестве человека над опасностью привлекательность цирка.

Это противоречие ощущается, наверно, во всех жанрах. Но в работе с хищниками, где специфика доведена до крайности, приходится испытывать эту двойственность больше всего.

Так что же произошло на манеже в тот вечер, когда одному, а может быть, и не одному зрителю показалось, что мне откусили голову.

Жара и перемена погоды влияют на хищников, и они становятся раздражительными. А раздраженный тигр плохо повинуется. В жару зверь делается ленивым. На воле, если он не голоден, он спит. А в цирке у него есть обязанности. Хоть он их и не сознает, но подчиняется им. И все-таки приходится потратить немало усилий, чтобы заставить зверей шевелиться.

Лето пятьдесят седьмого года во Львове стояло жаркое. Был воскресный день, и шло уже третье представление. Шапито накалено и набито людьми — ни одного свободного места.

Выгоняя тигров в третий раз, я почувствовал их усталость и инертность. Было видно, что они просто отслуживают положенное время. Я сам страдал от жары и потому сочувствовал четвероногим партнерам. Но работа есть работа.

Сейчас Акбар должен прыгать в огненное кольцо. Но на мой вызов он отвечает отказом. После нескольких попыток все же заставляю его вспрыгнуть на высокую тумбу, с которой он пойдет в обруч. Я уже был уверен, раз он на тумбе — трюк будет исполнен. Однако ошибся в намерениях тигра. Акбар делает прыжок, но не в кольцо, а… на меня.

От удара лапой в грудь я не устоял на ногах и, падая, невольно взмахнул рукой у самой пасти зверя. Акбар схватил меня зубами за плечо и вонзил клыки в лопатку. Единственно, что я успел сообразить для самозащиты, — засунуть голову под шар, рядом с которым упал. Выпустив плечо, Акбар схватил меня за руку.

Неровный свет пылающего в темноте кольца придал событию зловещий колорит. Послышались крики зрителей: «Свет!»

Стоявший со шлангом Рюрик, несмотря на темноту и неудобное положение, изловчился и направил шланг в морду Акбару. Но шланг оросил нас нежными, как роса, каплями, вместо того чтобы струей сбить зверя с ног. Воды не было. Тигр в конце концов бросил меня, может быть, я просто ему надоел, и он пошел на свое место.

Схватки описывать долго, а происходят они мгновенно. В это время дали свет, я взглянул на себя и ахнул: белый костюм изодран, испачкан опилками и кровью. Вытекая из рукава, кровь окропляет манеж.

«Ну и отделал ты меня, Акбар! На совесть! Но все равно, трюк придется повторить. И как следует. Сейчас я только поставлю на место тумбу». Но что такое? Правая рука не поднимается. Я поднимаю ее левой, а она опять бессильно падает вниз. В горячке никак не пойму, что случилось. И вдруг ощущаю острую боль, отдающуюся по всему телу.

Акбар уже сидит на своем месте в привычной позе и, облизываясь, следит за мной. О чем он думает? Может быть, о том, как минуту назад мог, не моргнув глазом, растерзать своего укротителя насмерть?

«Ну и загрыз бы ты меня, и что? Тебе же хуже. Сейчас ты артист, а превратился бы в экспонат в каком-нибудь зоопарке и сидел бы день-деньской за решеткой, ничего не делая. Вот тоска-то!»

А действительно ли он мог меня растерзать? Да, судя по аналогичным случаям, о которых мне приходилось читать даже в газетах, мог, несмотря на нашу дружбу, не смотря на наши закулисные нежности.

Растерзали же львы в 1938 году в Брянском цирке дрессировщика Фаруха. Близко знавшие его люди рассказывали, что последнее время он чувствовал неуверенность. А это самое опасное для укротителя — почувствовать свою слабость. Зрителей еще можно обмануть разными маскировками, но зверя не обманешь — твою слабость он почувствует сразу.

Львы нахально наступали на Фаруха, а он пасовал перед их напористостью. И если позволяли обстоятельства, уходил из клетки, иногда перелезая даже через решетку.

Львы учуяли неспособность Фаруха к сопротивлению — они, оказывается, тоже неплохие психологи. И однажды на представлении один из львов ударил его по голове. Фарух упал. Тогда львица, увидев лежащего — у зверей лежачих бьют, — набросилась на него тоже, подоспели и остальные два льва… и все было кончено.

В 1925 году во Владивостоке тигр отгрыз укротителю Горбунову голову. Об этом можно прочитать в журнале «Цирк» за тот же год.

Итак, как видите, все бывает. Но на то и щука в море, чтобы карась не дремал. Все, что знаю, все, что умею, употребляю на то, чтобы они не растерзали меня на арене, в присутствии зрителя, да еще под звуки оркестра.

Когда я снова стал вызывать Акбара на прыжок в огненное кольцо, среди зрителей раздались возгласы:

— Довольно!

— Хватит!