Ты прекрасна!

– Ушла полчаса назад. Ей надо испечь несколько кокосовых кексов для церкви. Она будет очень жалеть, что разминулась с тобой.

Ему тоже было очень жаль. Что ж, придется вернуться, чтобы повидаться с ней. Бо хорошо помнил ее кокосовые кексы – сладкие и вкусные. Он любил запивать их молоком. Анджела всегда ласково улыбалась ему, когда он проглатывал очередной кусок кекса.

– Я испекла много, – приговаривала она, – так что не торопись.

Вкуснейшие кокосовые кексы!.. Воспоминания о них неизменно заставляли его улыбаться.

Анджела… она всегда была для него больше матерью, чем родная мать.

Бо пошел вслед за ней по задней лестнице. Она, как и всегда, держалась очень прямо. На ней были довольно дорогие коричневые слаксы, итальянские кожаные туфли без каблуков и одна из ее любимых шелковых блузок – эта была цвета бургундского вина. В ушах матери красовались пусеты с жемчужинами. Но никаких ожерелий! Мать всегда говорила, что не желает походить на рождественскую елку. Она усвоила этот стиль еще в юности, когда, будучи студенткой, по обмену училась в Париже.

Они вышли на террасу, и перед ними раскинулась гавань Чарлстона во всей своей блистательной красоте.

– Почему ты никогда не снимался здесь раньше? – спросила мать.

– Не приглашали.

– По-моему, ты уже добился той известности, когда можно выдвигать требования.

– Мама, пойми, чтобы снять фильм, необходимо собрать в одно время и в одном месте слишком много людей.

Мать бросила на него быстрый взгляд, но промолчала.

– Возможно, мне надо чаще приезжать домой, – пробормотал Бо. – Извини, мам.

Она пожала плечами.

– Я понимаю, что ты очень занят. Расскажи немного о фильме. Мне показалось, что это – слезливая душещипательная мелодрама. Так пишут в Интернете. Или это – какая-то жизненная история?

– И то, и другое, – усмехнулся Бо. – «Хорошие парни», к сожалению, не побеждают. И не расходятся по домам счастливые.

– Но ведь такой фильм убьет твою карьеру…

– Надеюсь, что нет. Полагаю, моя репутация достаточно устойчива. – Он изо всех сил старался не показывать матери, что и сам встревожен. – Одна ошибка не уничтожит весь накопленный позитив.

– Да уж, позитив… – Губы его матери скривились. – Как взрывать все на свете, спасать планету… или заполучить грудастую девицу.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты не должен был соглашаться на такую роль.

Бо со вздохом пожал плечами.

– Не понимаю тебя, ма. Сначала ты критикуешь мои прежние работы, а теперь говоришь, что мелодрама с плохим концом для меня тоже плоха.

Мать поджала губы.

– Между прочим… – И тут Бо вдруг заметил, как напряжена была его мать – застыла словно изваяние. Неприятное ощущение. Но ведь он – ее сын, и с этим уже ничего не поделаешь. – Видишь ли, мама, у меня не было выбора. Я должен был согласиться на такую роль. К этому меня обязывает контракт. В общем – долгая история…

– Расскажи! – потребовала мать. – У меня есть время. Я должна быть на заседании благотворительного комитета только через три часа.

Бо вздохнул – и изложил условия контракта.

– Ты должен был принять предложение твоего отца и проконсультироваться с независимым юристом до подписания контракта.

Бо знал, что мать права. А она знала, что он это знал. Но вместе с тем она хотела еще что-то ему доказать. Только непонятно, что именно.

– У твоего отца всегда была светлая голова, – проговорила она ровным голосом.

Мать произнесла эти слова спокойно, без язвительности.

– Я знаю, что отец умен. Но я не хотел иметь с ним дело.

Мать промолчала и… Но что это?! Она пошевелилась? Более того, она встала и подошла к перилам террасы, будто не могла слышать правду. А правда состояла в том, что он, Бо, ненавидел отца. И они, увы, так и не помирились до его внезапной смерти.

– Что ж… – сказала мать, повернувшись к нему. – Если твоя карьера… замедлится, то это, возможно, к лучшему.

– Ты вроде бы сказала, что моя карьера вообще погибнет, потому что эта роль ее убьет.

Мать всплеснула руками.

– Нет-нет! Знаменитости умеют возвращаться! У всех вас, как у кошек, по девять жизней. – Она, как всегда, говорила очень правильно – считала, что всевозможные просторечья и сленг – не для нее. Кроме того, мать говорила о нем, своем сыне, как о совершенно постороннем человеке. – И ты всегда можешь покончить с этим, верно? Скажи, когда ты уйдешь из системы?

Бо тоже поднялся и проговорил:

– Как же ты не понимаешь, ма? Моя актерская карьера – не хобби. Я не собираюсь уходить из системы.

– Но ты можешь жить полной жизнью здесь, в Чарлстоне. У тебя есть семейное наследие, которое необходимо защищать и которое ты должен кому-то передать. Тебе нужен достойный наследник. Такими делами не слишком удобно заниматься из Голливуда.

Бо подошел к матери и взял ее за руку. Ее рука была холодной… и, как всегда, изящной.

– Я знаю, мама, тебе не нравится то, чем я занимаюсь. Но это нравится мне. Я доволен своей жизнью. Неужели это для тебя ничего не значит? – Он легонько сжал ее пальцы. «Пожми мне руку в ответ, мама. Пожалуйста…» – взывал он мысленно.

Но мать его мыслей не услышала. Она высвободила руку и снова устремила взгляд на воду.