Ты принадлежишь мне

Вхожу палату к мужу на цыпочках. Он не должен спать, как сказал мне врач, но от обезболивающего и успокоительного может быть сонным. Раны ему обработали под местной анестезией, не усыпляя. Оказывается, у Жени было огнестрельное ранение в плечо. К счастью, не опасное: пуля прошла навылет и не задела никаких жизненно важных органов. Разве что крови он потерял изрядно, потому врач посоветовал его не тревожить и дать как следует отоспаться, чтобы организм побыстрее восстановился. Но я не могу ждать… я должна с ним попрощаться…

Женя лежит с закрытыми глазами, но, когда я приближаюсь к нему, открывает их.

— Ты как? Тебе нужно что-нибудь? Может, пить, есть, в туалет?

Лихорадочно осматриваю его перебинтованное левое плечо, осторожно беру за здоровую руку.

Мой муж тут же крепко, почти до боли сжимает мою ладонь. Он явно опасается, что я попытаюсь выскользнуть из его хватки.

— Всё нормально, почти ничего не чувствую. Плечо занемело, спеленали как младенца, — он кивает на свою руку, которую прибинтовали к телу, — и спать хочется зверски.

Его голос тихий и недовольный.

— Так спи, я посижу тут.

Хочется лечь рядом, прильнуть к его груди, услышать стук сердца, поцеловать в колючий подбородок, разгладить пальцами хмурые морщинки на лице. Но вместо этого я стою рядом, не в силах пошевелиться.

— Не хочу засыпать, ты опять сбежишь, — он криво улыбается. — А я пока не в состоянии за тобой бегать по всей стране.

Моя улыбка, должно быть, выглядит очень жалкой.

— Я никуда не уйду, пока не удостоверюсь, что ты в порядке.

Женя на пару мгновений прикрывает глаза и с шумом выдыхает:

— Пока? А потом? Может, уже хватит бегать от меня, Крис?

Я отворачиваюсь к окну. Лучи необычайно яркого полуденного солнца заливают всю комнату. Мы на седьмом этаже, деревьев не видно, но я-то знаю, что листва на некоторых до сих пор еще зеленая. Осень аномально теплая в этом году.

— Сегодня тридцать первое октября, ровно тринадцать лет со дня смерти мамы, и двенадцать — со смерти папы, — тихо говорю я, и Женя сжимает мою руку чуть сильнее.

— Мне очень жаль, что я не мог быть рядом с тобой все эти годы, — он ласкает большим пальцем мое запястье.

— Расскажешь, что случилось? Почему тебя не было?

Поворачиваюсь и смотрю на Тарасенко, и насмотреться не могу. Хочется запомнить каждый сантиметр его лица, запечатлеть, отпечатать в своём мозгу, чтобы никогда не забывать, как на самом деле выглядит счастье. Моё утраченное счастье.

— Когда я увидел тебя там, в нашей гостиной, я думал, что это какой-то страшный сон: ты лежала совершенно голая, в крови и без сознания. Никого рядом не было, и я… я просто не понял, что случилось, я и подумать не мог… — его голос становится хриплым, а я чуть сильнее сжимаю его ладонь. Этого я не знала, я ведь очнулась в больнице, и там был он — Женя.

Тогда я была уверена, что он был заодно со своим братом.

— Ты очнулась, — продолжил он, — и начала обвинять меня. Я уехал тогда и нашел дома свой телефон. Не знаю, то ли я его оставил, то ли этот урод у меня его украл. И там был твой звонок и ваш с ним разговор. У меня в телефоне была функция записи всех разговоров. Я прослушал и понял, что он тебя заманил. Мелкого ублюдка и его друзей нигде не было. Я искал его несколько дней. Ты все эти дни не хотела со мной разговаривать и была уверена, что я во всем виноват. Потом… я вспомнил про охотничий домик на берегу озера. Это были владения его деда — отца моей мачехи. Охрана на КП пропустила меня без проблем: раньше я часто там бывал, только последний год из-за учебы было некогда. Когда я вошел в домик, их не было — они ушли купаться, оставив там избитую девушку на цепи. Она забилась в угол и смотрела на меня затравленно. А еще там были все эти диски с записями… и новый с тобой.

Какое-то время он молчит, точно собираясь с духом.

— В подвале был сейф, я знал код. Дед… его дед, мы с ним охотились, и он давал мне шифр. Я достал ружье, и когда эти ублюдки вернулись, просто всех перестрелял, как бешеных собак. Потом позвонил отцу. Он приехал через два часа и потребовал, чтобы я срочно уезжал из страны, а он со всем разберется. Так я уехал к матери в Испанию. Отец запретил возвращаться. Сказал, если кто-то узнает, что я в этом замешан, то живым не уйду. Его смерть заставила меня вернуться.

— Милена — твоя мачеха? Она хотела тебе отомстить за смерть сына?

— Да. Узнала, что я женился, решила тебя украсть и выманить меня.

— А Зареченский как там оказался?

— Милена его знает уже давно. Понятия не имею, как и когда они познакомились. Да и мне откровенно похрен. Это он ей позвонил и сказал, что мы с тобой поженились. Видимо, Милена задумала мне отомстить и попросила его помощи. А тот слизняк взамен потребовал тебя. Кажется, он считал, что ты владеешь какой-то важной инфой. Хотел тебя Лисовским продать.

Удивленно приподнимаю брови.

— Идиот, я и так им уже передала все, что знала.

— Да, — Женя хмыкает. — Мне Лисовский позвонил и сообщил.

Опускаю глаза в пол, становится невыносимо стыдно… Но по-другому я не могла поступить.