Если мы нуждались в напоминаниях о вздорности наших разногласий, тут они были на каждом шагу. Энтузиасты, основавшие «Пристанище» посреди величественных холмов и долин Юты, начинали дело с минимумом человеческих и финансовых ресурсов. Но у них была миссия – спасать жи- вотных.
– Скандально известные бойцовые собаки Майкла Вика прибыли обрести покой и пройти реабилитацию, – сказал гид, и я удивилась, что никогда раньше не слышала об этом месте. Меня, жительницу Висконсина, привыкшую к равнинным лугам и красным амбарам, ошеломляла неоглядность каньона и неба. Я вдохнула сухой воздух и почувствовала, как с каждым поворотом колес мир становится все больше.
Я предвкушала триумф в поисках Арахиса и поклялась, что не позволю Холли, которая, поминутно глядя на часы, выставила режим жесткого хронометража, по крайней мере в ближайший час действовать мне на нервы. Пока микроавтобус, подпрыгивая, взбирался по грунтовой дороге к вершине каньона, я решила попрактиковаться в технике, которой научилась у социального работника, помогавшего мне после смерти Джеффа. Она объяснила, как в школе Мэдди общаться с родителями-доброхотами, которые лезли ко мне с участием.
– Попробуй повторять фразу, которая не будет звучать так, будто ты что-то объясняешь, защищаешься или оправдываешься, – сказала она. – Если тебя достают, просто скажи: «
– Спасибо, и все? – сказала я с сомнением.
– Попробуй – это работает.
У нее были короткие волосы с седой прядью в челке, очки в тонкой оправе и знающий вид. Ее звали Луиза, и она говорила не спеша.
– Есть фразы и слова, которые полезны в разных случаях. Держи.
Она протянула мне блокнот с опасно острым карандашом и сказала:
– Запиши их, а потом мы попрактикуемся. Готова? Как я уже сказала, «
– Чеши к барсукам?
– Слушай, необоснованно агрессивный или намеренно дурацкий вопрос или комментарий заслуживает столь же дурацкого ответа.
Я все записала в блокноте, царапая карандашом по белой бумаге – мне всегда нравилось это тактильное ощущение.
– Ну что, готова?
Я кивнула.
– Итак, Сэм. Тебе стоит заняться бегом. От него здорово худеешь.
Я села прямо и втянула живот.
– Спасибо, – неуверенно сказала я. Я пыталась остановить себя, но продолжила: – Раньше я бегала, но потом после нескольких километров у меня стало болеть в боку. Я пошла к врачу, и он сказал, чтобы я сделала перерыв. Бег я забросила, и бок…
Луиза погрозила мне пальцем, и я осеклась.
– Ты оправдываешься.
Я кивнула.
– Хорошо, давай еще раз. На этот раз я справлюсь.
Луиза вошла в образ и сказала:
– Ты мало бываешь на людях, так ведь? Я стараюсь куда-то выбираться хотя бы раз в неделю.
Я сверилась с листком:
– Ну все мы разные.
И, чтобы не развивать эту мысль, я прикусила язык.
Луиза улыбнулась.
– Знаешь, без челки тебе было бы лучше.
Я коснулась лба и покраснела.
Луиза слегка покачала головой и указала на блокнот.
– О, спасибо, – проговорила я.
Мне хотелось объяснить, что челку я ношу из-за шрама, полученного в детстве, но это было бы оправданием. Я сжала губы.
– Пока жива, трахайся направо и налево.
– Чеши к барсукам, – выпалила я, и Луиза, подавшись вперед, сделала жест «дай пять».
Затем она сказала:
– Но это факт. И он относится ко всем.
И я, придерживаясь установки, сказала:
– Хм-м-м.
Так я размышляла, пока микроавтобус поднимался по каньону. Отныне, когда Холли будет говорить: «
При любом раскладе у меня не возникнет желания уползти в нору.
Если в детстве вас учили избегать столкновений любой ценой, вам никогда не светит награда за трудный разговор. Если по мере взросления ситуация сохраняется, это сообщение о том, что трофеи настолько ужасны, настолько безбожно чудовищны, что спор того не стоит. Став взрослым, себя можно разубедить, повсюду найти доказательства того, что это неправда, но ваш внутренний ребенок прячется и шепчет: «
Как-то вечером мама отправила меня спать. Я слышала, как отец накинулся на нее. Ярость прорывалась в тоне его голоса – это был лай, проникнутый ненавистью.
– Заткнись!
Не скажи она тихим голосом: «Да, ты прав», что было бы дальше?
Что, если?
А если бы ты была на моем месте? Ты бы слушала, завалив хлеборезку.