Ты создана для этого

Мне стало интересно, куда делась биологическая мать Фреи. Ушла ли она от них, или, быть может, Карл ее выгнал?

В нашем детстве Фрэнк часто приходила ко мне в гости и каждый раз возвращалась домой с какой-нибудь моей вещицей, которую тайком прятала в свой карман. После ее ухода я замечала, что у меня что-то исчезало – сумочка Барби, красивая ручка с блестящими звездочками внутри, которые кружились, когда ее наклоняли, чтобы писать. А потом в ее комнате среди ее вещей я обнаруживала свою пропажу.

– Это же мое, – говорила я ей.

Но она вызывающе смотрела на меня и улыбалась:

– Нет, это мое.

– Ты украла это у меня! – обычно кричала я.

А она смеялась, пожимала плечами и отвечала:

– Нет, Мерри, ты ошибаешься. У меня это уже давно.

Я помешивала кипящие на медленном огне овощи на плите и прислушивалась к тому, что рассказывала Фрэнк своим друзьям по скайпу. Наконец та вышла из комнаты, продолжая смеяться.

– Мой друг Уилл такой забавный, – сказала она.

Я налила ей стакан воды, пытаясь быть гостеприимной хозяйкой и держать все под контролем. Надо вести себя хорошо. Разве не этому меня учили? «Ведите себя хорошо, девочки». Да. Именно этого хотели наши мамы.

– А где Сэм? – спросила Фрэнк.

– В студии, – ответила я. – Монтирует отснятый материал для гётеборгского проекта.

– Пойду посмотрю, как он справляется, – сказала она и упорхнула, оставив меня наедине с овощами цвета блевотины.

Я хочу, чтобы она оставила нас. Мне просто необходимо, чтобы она наконец уехала. Она все прибрала к своим рукам. Она меня раздражает и даже пугает. Наш дом разваливается, как карточный домик. Все, что я создавала, уничтожается. Рушится вся моя жизнь, в которую я не хотела ее впускать. Я должна остановить ее.

Мне нужно придумать, как заставить ее убраться, но при этом не выглядеть инфантильной и недовольной.

В противном случае Сэм будет насмехаться надо мной.

– О, да ты ревнуешь, – скажет он.

Да он просто придет в восторг и не будет чувствовать за собой никакой вины.

– Вы, женщины. Как же трудно вас понять, – непременно скажет он.

Сэм считает, что женщин надо держать под контролем, по его словам, «сопровождать», полагая, что женщины не умеют самостоятельно принимать важные решения. Не уверена, имеет ли он в виду всех женщин или только меня.

Фрея позвала меня из гостиной.

– Конор обкакался, – сообщила она.

Я подошла к игровому коврику и подняла его. Он рассердился, лишившись своих игрушек, и начал реветь.

Фрея подняла на меня глаза и рассмеялась.

– Ха-ха, – сказала она, гримасничая, – кажется, он вас не любит.

Сэм

Мы сидели во дворе, под звездами. После нескольких довольно прохладных дней, предвестников осени, небо сегодня было изумительно чистым – бескрайний розовый закат.

Мерри немного посидела на лужайке, пока не заплакал Конор. Ох, уж эти зубы, пожаловалась она. Фрэнк посмотрела на нее и улыбнулась. Мерри ушла в дом, а Фрэнк так и продолжала сидеть.

Мы остались во дворе одни. Воздух между нами ощутимо накалился, мы словно отчаянно балансировали на грани дозволенного. Я играл не по правилам. Все эти долгие взгляды, случайные прикосновения… И она тут же вообразила себе, что это должно что-то значить.

Несколько дней назад вечером я видел, как она шла в ванную в распахнутом халате, под которым ничего не было. Лобок выбрит, тело гладкое, белое как мрамор. Прекрасная грудь, высокая, пышная, с дерзкими темными сосками. Тренированное тело, как у профессиональной танцовщицы, длинные мускулы проступают под кожей, как на иллюстрации в анатомическом атласе. Женщина, страстно жаждущая отдаться мужчине.

– Ой, извини, – обронила она, сделав вид, что пытается прикрыть наготу.

Но движения ее были слишком медленными и ленивыми. Она хотела, чтобы я увидел. Чтобы я знал.

Она улыбнулась. Я тоже.

– Что ты там прячешь? – игриво поддразнил я ее.

Мне не следовало так себя вести. Не следовало, и все же…

Я не отвечаю на сообщения Малин. И не появлялся у нее на этой неделе. В последнюю нашу встречу мы с ней повздорили немного. Я сказал ей, что мы с Мерри пытаемся зачать ребенка. Наверное, не следовало этого говорить.

Она покачала головой, с неодобрением – или недоверием.

Я сказал, что это как-то долго не происходит, и она неожиданно взвилась.

– Ну не всегда же кто-то другой виноват! А что, если на этот раз проблема именно в тебе?

Думаю, она просто хотела меня поддеть. Вероятно, не стоит ее в этом винить.

Теперь она, должно быть, чувствует себя ужасно. Она уже дважды писала мне. Но так и не получила ответа.

Нечестно по отношению к ней, но есть вещи, с которыми я пока не готов разобраться. Может быть, я трус. Как говорит моя мать, все мужчины трусы, когда речь заходит об этом. Мать прислала еще денег. По крайней мере от нее хоть какая-то польза.

Фрэнк не отпускает моего взгляда. Она улыбается, словно знает какой-то секрет. Сколько раз я видел подобные улыбки! Момент перед триумфом.

Наверное, я зашел слишком далеко. Надо было провести черту. Отступить, отстраниться. Именно об этом подумал я, когда она наклонилась ко мне, коснулась моих губ нежнейшим поцелуем.