Ты такой светлый

Финна похоронили в конце мая, служба прошла в городской часовне, день выдался теплый и солнечный, бессмысленный и горький. Часовенка была довольно ветхая; собравшиеся с трудом находили нужные слова. Сидели, опустив глаза на свои бессильные руки. Пастор, относительно молодой мужчина, недавно в наших местах, старался как мог, но слышно было, что речь далась ему нелегко. Тетя Финна, пытавшаяся ему помогать, по окончании службы подошла ко мне и сказала:

– Ты для Финна многое значил.

Я ответил:

– Он многое значил для меня.

– Меня такая ярость гложет, просто нестерпимая, – сказала она. Пожала мне руку и ушла.

Тем знойным летом я смотрел по телевизору чемпионат по футболу, и каждый матч, каждый гол навевали мне мысли о парнишке, которого я несколькими месяцами раньше надеялся – дa! – спасти.

Не получилось, Финн.

Прости, брат.

Кончился май, после той поездки в Лондон ничего особенного в отношениях с соседями не происходило. Мы их почти не видели, наши противоречивые чувства к ним улеглись. Видимо, соседка часто уезжала куда‐то, а Стейнар был сильно занят на работе. На праздниках, в районе 17 мая, я попробовал было высмотреть соседей, но их не оказалось.

Потом наступило лето. Оно запомнилось мне тремя вещами. Гореванием по Финну, тропической жарой и магнетизмом Стейнара.

Вначале июня у нас в семье целых три дня рожденья: второго числа у зубного врача, пятого у Вибеке и двенадцатого у Видара. В последние годы мы устраивали большой общий праздник для всех троих сразу. Раньше мы собирались дома у зубного врача с женой, у них просторно, рядом поле с клубничными грядками, и даже стены пропитаны хорошим настроением. Но в 2013 году мы решили позвать всех к себе, получилось совсем неплохо, поэтому в 2014‐м нам захотелось повторить успех.

Нам с Вибеке потребовалось несколько лет, чтобы поднатореть в организации семейных празднеств, – давалось это нам, ясное дело, с трудом. Мне с моей всегдашней нерасторопностью сложно в темпе проворачивать всякое для этого необходимое: я вечно не успеваю вовремя закупиться, да и роль распорядителя меня не особо привлекает, произносить речи и тому подобное – это вообще не мое. Вибеке, рабочий день которой, как и голова, забиты делами с утра до вечера, думала, что нас просто-напросто не хватит на званый ужин, хотя она с малых лет и привыкла жить открытым домом, где двери всегда нараспашку, и с радостью жила бы так и сама.

Странно – а может, и нет, – что стоило нам решиться, как все стало получаться. Оказалось, что моя неторопливость отлично уравновешивает хаотичное поведение галдящего люда, беспрестанно снующего по дому и саду, потому что такого отъявленного пофигиста, как я, совершенно не раздражает, если ребятенок испачкает ковер в гостиной черникой, и потому что я совершенно не паникую, если другой детеныш сверзится с дерева и сломает руку. Вибеке же, со своей стороны, обнаружила, что необходимость организовать тысячу вещей в ноль времени, безумный темп и толпа народу в доме не сводят ее с ума, а наоборот, раскрепощают, позволяя побыть такой, какой ей как раз нравится, хотя она, может, о такой себе забыла, и в то же время дают проявить на всю катушку присущие ей менеджерские качества.

Получается у нее просто здорово. Как и у матери ее, Клары Марие. Видно, есть у женщин в этой семье особый ген: вот прямо вижу, как одна женщина за другой верховодили у них в роду поколение за поколением. Они так и говорят, похохатывая: нас целый полк бой-баб.

Как я понял, зубной врач и Клара Марие вздохнули с облегчением, когда мы взяли часть тусовок на себя, раньше‐то большие праздники ложились на их плечи. А в последние годы мы даже приноровились устраивать рождественские посиделки для довольно широкого круга родных, так что ясно, что дальше будет только больше. Зубной врач с Кларой Марие никогда не комментировали факт, что мои родители народ у себя особо не собирают, но мы с Вибеке оба понимаем, что мать и отца Вибеке это обижает. Однако что тут поделаешь, у них в генах это есть, а у нас – нет. Не то чтобы я хочу сказать худое слово о родном отце, но по части умения общаться он не мастак, чего уж там. Приходить‐то он приходит, но даже в кругу семьи сидит как деревянный, время от времени отпуская скупые комментарии на свой привычный манер, а если народу больше, то и вовсе теряется. Когда он в скверном настроении, то остается дома. А когда он сам не замечает, что настроение у него скверное, то это замечает мама и устраивает так, чтобы он не приходил. Например, предлагает ему отправиться со своими собаками в горы или в лес. Мама более общительна, как, наверное, и большинство женщин, но она довольно замкнута и чувствует себя не в своей тарелке в присутствии большого числа людей, особенно детей, так что с многолюдных сборищ старается потихоньку улизнуть. Напечет всяких булочек, принесет, обнимет меня и скажет, широко улыбаясь: ох, Йорген, Йорген, сколько ты народищу‐то назвал, нашел себе заботу.