А по окончании лекции я и в самом деле помчался в институт.
* * *
День был просто сумасшедшим: всё — бегом; к четырем — опять в Дом Молодежи; причем у "семинаристов" накопилось столько вопросов, что я предложил приберечь их на завтрашнее занятие — и на этом в шесть закруглились.
Я помнил про свое обещание Арнольду, но разговор с ним тоже хотелось отложить до завтра, и, как только занятие кончилось, сказал ему об этом, тем более что у "семинаристов", в компенсацию за трудный первый день, намечалось развлечение: встреча с местными поэтами, и поэты уже ждали. Однако Арнольд жаждал разговора, и мы рядились, стоя в многолюдном фойе: он зазывал меня в кафе — я уклонялся… Между тем Дом Молодежи уже вступал в свой обычный вечерний режим: в фойе толклась молодежь, бродили и приставали к женщинам какие-то полупьяные личности; и тут к нам стремительно подошла Арнольдова сослуживица Надежда — к ней пристали сразу двое молодых людей: что-то, видно, в ней их возбуждало?
— Вы почему меня бросили? — возмущенно посверкивая глазами, бросила она Арнольду.
— Я думал, ты
Она глянула мне в глаза тем самым — как утром на улице — обжигающим взглядом и произнесла проникновенно:
— Пойдемте, а?
Этот взгляд не вызвал во мне ничего, кроме скромного тщеславия: в мою душу еще пытаются заглядывать молодые женщины? — да ведь я стреляный: студентки и не то вытворяют, — но как-то сразу согласился: "Сдаюсь!" — и мы втроем отправились вниз, в кафе.
* * *
А там галдеж, все столики заняты, — настоящий шалман; я уж пожалел, что согласился, и ломал голову, как бы
Кое-как нашли угол стола со свободным стулом, усадили Надежду и отдали ей сумки; Арнольд направился к стойке взять чего-нибудь; я предложил вступить в долю — он запротестовал; я пошел искать стулья, а когда вернулся с ними, Надежда уже носила на нашу часть стола бутылки, стаканы и тарелки с бутербродами (ничего другого там, кажется, уже и не было).
Наконец, сели за трапезу. Надежда оказалась зажатой меж нами; я чувствовал ее локтем, а когда опускал голову — взгляд натыкался на вылезающие из-под юбки овалы ее колен; ерзая под моим взглядом, она натягивала на них подол и держалась так, чтоб не мешать нам с Арнольдом. Но беседы в этом шалмане не получалось; так, пережевывали сегодняшнее; однако я, выпив стакан сухого вина, уже чувствовал, как тепло и спокойно мне стало, а Надеждины колени напоминали, что рядом — не лишенное непонятной прелести существо.
Тут в кафе ввалилась новая орава — закончился вечер поэзии; привели сюда и поэтов. Их было двое; невзрачные неопрятные люди неопределенных возрастов, они вели себя хозяевами положения и капризничали; один из них был с гитарой — его тотчас усадили и упросили петь. За столиками, рассчитанными на четверых, теперь умудрялись сидеть по семь-восемь человек; началось нечто свальное; слушать этот гвалт не хотелось, и я попробовал объяснить собеседникам, что мне пора на электричку.
— Старик, да зачем тебе ехать, а утром возвращаться? — стал с жаром уговаривать меня Арнольд. — Я пока один в квартире; поехали ко мне — останешься на ночь, и поговорим нормально!
Я начал категорически отказываться, однако отделаться от него было непросто: он опять прибег к помощи Надежды — теперь и она просила:
— Оставайтесь, а? Ну, пожалуйста!
Меня, между прочим, занимало: в каких они отношениях?.. Хотя какое мне дело? Но тут начало действовать выпитое вино; я размякал, и я доставлял кому-то своим присутствием удовольствие?.. Мы поднялись. Надежда — поразив меня своей бережливостью — собрала все, что осталось у нас на столе, и рассовала в свою и Арнольдову сумки.
4
Поймали такси, и когда, едучи через центр, проскочили мимо поворота на вокзал — заныло ретивое: что я делаю, куда несусь? — и остановиться невозможно: позывные чужой молодости стучат в виски и зовут на приключения; меня уже несло; было страшновато и интересно: что там, дальше?
Похоже, и у Надежды то же самое, потому что, когда миновали центральный проспект, затем мост через реку, потом длинную улицу, и свернули куда-то — Арнольд вгляделся в окошко, попросил водителя остановиться, и когда тот притормозил — спросил у Надежды: "Не узнаешь перекресток? Тебе домой пора". Однако она, вжав голову в плечи, не пошевелилась.
— Я с вами хочу! — наконец, сказала она.
— А муж? — напомнил Арнольд.
— Это мои проблемы.
— Ну-у, мать, — покачал он головой. — Я и не знал, что тебе нельзя вина!
— Арнольд Петрович, не будьте занудой, а? — взмолилась она. — Можно, я еще часик побуду с вами? Сегодня такой день!
— Ладно, шеф, поехали! — скомандовал он водителю, и, когда тот тронулся, добавил внушительно: — Только на меня свои проблемы не вешай, ладно?
Надежда тихо хмыкнула, но от ответа уклонилась.
* * *