Ты убит, Стас Шутов

Я долго отказывался признавать: в семье все окончательно разладилось. С каждым днем дома становилось хуже. Усугубили ситуацию проблемы в папином бизнесе. В городок пролезла крупная сеть фитнес-клубов, из-за которой папа теперь терял клиентов. Он все чаще был взвинчен и раздражен.

Мама стала более замкнутой и грустной, от нее нередко пахло вином. Я винил во всех печальных переменах себя. И только Яна оставалась лучиком света. Родители все больше времени проводили с ней, словно вычеркивая меня. Стена гостиной превратилась в выставку Яниных рисунков, на камине стояли ее уродливые поделки. Родители хвалили ее по любому поводу. Когда я видел то, какой любовью и восторгом ее окружают, мои акулы злились и кусали меня изнутри. Ведь в начальной школе я тоже занимался творчеством и дарил родителям подобные поделки и рисунки, но они складывали все в коробку…

Тем не менее я попытался хоть что-то в семье склеить самостоятельно. Я решил исправиться. Перестал огрызаться, стал послушнее. Общался с родителями вежливо, не скандалил. Пару раз красиво украсил стол к обеду, научился делать на турнике еще несколько трюков, помогал маме по хозяйству, занимался с Яной уроками, сам смастерил вазу и подарил маме. Но родители словно ничего не замечали.

Однажды я в очередной раз открыл шкаф и увидел, что ваза все еще стоит там, задвинутая за лотки с крупами. Я выбросил ее. Мама не заметила и этого. Я специально попросил изюм для мороженого, который хранился в том же шкафу. Мама открыла дверцу, покопалась и вытащила пачку как ни в чем не бывало. И тогда я снова стал желчным и капризным. Казалось, это единственный способ докричаться до родителей: «Эй, я здесь! Я существую!» Я словно был невидимкой. И никто, казалось, не хотел считаться с моим существованием.

* * *

Моя жизнь последние два года складывалась из маленьких ритуалов, нарушение которых могло повлечь страшные последствия. Например, я любил пить пакетированный чай из чашки со слоном. Ее ручка была в форме хобота. За завтраком мне нравилось наматывать нитку от пакетика слону на хобот, и я ревностно следил за тем, чтобы больше чашку никто не брал. Был и другой ритуал. Мама обычно делала на завтрак мои любимые шоколадные оладьи с джемом из протертой клубники.

Но в то сентябрьское утро мама приготовила сырники, а не оладьи. И, к моему негодованию, вместо джема на столе стояла сметана.

– Что это? ― Я брезгливо ткнул в сырник вилкой.

– Сырники. ― Мама старательно делала вид, что все в порядке.

– Я не хочу сырники. ― Я отложил вилку. ― Хочу оладьи.

– Но сегодня ты будешь есть сырники, ― отрезал папа.

– Я могу сделать оладьи. ― Мама все-таки встала. ― Правда, обычные, не шоколадные, какао кончилось…

– Ир, сядь, ― одернул ее отец. ― Он съест сырники.

Я вздохнул, взял вилку и стал ковырять сырник. Но тут снова увидел эту чертову сметану и скривился.

– А где клубника?

– Кончилась, ― виновато сказала мама. ― Со сметаной тоже очень вкусно!

Последнее она добавила с таким напускным восторгом, что я со злостью отбросил вилку. Папа тут же разозлился:

– Это что еще за фокусы?

– Это что, так сложно? ― вспылил я. ― Проследить за тем, чтобы дома были клубника и какао? Это всего два продукта. Раз ― клубника, два ― какао. ― Я демонстративно загнул два пальца. ― Если это так сложно, я могу взять это на себя…

– А ну закрыл тявкалку, щенок! ― рявкнул папа, и я от неожиданности замолчал. ― Ира, не смей ему больше ничего готовить!

Мама все еще стояла в неудобной позе, разрываясь между двумя намерениями: пойти к плите и сесть за стол. В итоге она отошла разлить всем чай. На семейные скандалы мама реагировала по-своему: сбегала.

– Ты что себе позволяешь? ― Папино лицо скривилось. ― Вот вырастешь, заработаешь на собственный дом и будешь так со слугами разговаривать! А здесь ты в моем доме, и изволь подчиняться моим правилам! Мать все для тебя делает, у плиты крутится с ранья, пока ты дрыхнешь, а ты все недоволен. ― Он еще повысил голос: ― Быстро взял в руки вилку, и чтобы молча все съел! Даю тебе две минуты.

Мне не очень-то хотелось узнать, что будет, если я не послушаюсь, поэтому снова взял вилку. Но тут… мама, подавая всем чай, передала Яне мою чашку!

– Это моя! ― Я гневно посмотрел на сестру.

Яна испуганно подвинула чашку ко мне. Отец это увидел, взял чашку и переставил обратно к Яне. Тревога и ужас у меня в душе разрастались.

– Это моя чашка! ― повторил я.

– Хватит, Стас! ― Папа хлопнул по столу. ― Мне твои истерики уже вот где. ― Он провел пальцем по горлу. ― Возьмешь другую. Из этой сегодня попьет Яна.

Но в моих глазах уже стояли злые слезы.

– Нет, она моя, моя!

Это не просто чашка, как он не понимает? Это ритуал и оберег…

Яна встала и, взяв чашку, направилась к раковине.

– Я другую возьму, пап. Это Стасика чашка. И он пьет из нее чай в пакетиках. Это важно.