Ты убит, Стас Шутов

Тома спросила, за что я так с ней? Зачем рассылаю от ее имени пошлые анкеты?

Дура… Как же не догадалась – это просто был мой способ убежать от реальности.

И тут, посмотрев мне в глаза, Тома тихо спросила:

– Что с тобой происходит?

В ту минуту меня разрывали два противоречивых желания. Сжать Тому в объятиях, рассказать ей обо всем, чтобы она шептала мне ласковые слова и гладила по голове, баюкала. В детстве она всегда успокаивала меня, когда я падал и до крови расшибал колени и локти. Или… заставить ее рыть самой себе могилу здесь же, на этом чертовом поле, как можно скорее? Я резко ответил Томе: ни черта она не поймет. Таким, как она, ничего не объяснить: они вечно выставляют себя жертвами и пытаются убедить в этом всех вокруг.

Поняв, что вот-вот сойду с ума и расколюсь надвое, я все же решил отпустить ее. Испуганный и жалкий вид Томы привел меня в чувство, отвлек от проблем. Я отвез Тому к Даше. Она соскочила с квадроцикла в одно мгновение и быстро зашагала к двери подъезда. Я понесся прочь. Я дал себе обещание, что не буду слишком часто приближаться к ней. Буду пугать ее, но издалека.

Но обещание я нарушил.

В этот же вечер я пошел в магазин: дома кончились продукты на завтрак. Положив в корзинку сырки и мюсли, я еще походил вдоль полок, выбирая Янке вкусняшки. Почему-то я думал о том, что́ из вкусняшек могло бы понравиться Томе… Она обожала шоколад с марципаном, печенье «Кокосанка», «Скиттлс», «Морские камушки»… Я не заметил, как положил в корзинку пачку «Кокосанки». Потряс головой и выложил. Янка ненавидит кокосовый вкус… В итоге я взял для сестренки вафли «Леди джем».

По дороге домой, свернув из переулка на свою улицу, я опять столкнулся с Томой. Она выглядела ужасно: с разбитым носом, в грязи, растрепанная. И этот вид не вызвал у меня никакого злорадства ― только внезапную тревогу и жалость.

– Гном, что с тобой? ― кинулся я к ней. ― Кто обидел?

– Отвалите от меня! ― выкрикнула Тома с отчаянием. ― Ты и твои девки! Задолбали! ― Она изо всех сил толкнула меня и побежала к дому.

Я ринулся следом. Я сразу понял, кто за всем этим стоит: Лена. Наверняка она сегодня видела, как я вез Тому на квадроцикле.

– Тома, да подожди ты!

Тома быстро открыла калитку и, юркнув внутрь, заперла ее за собой. Я стал долбиться в калитку. Чувствовал, что Тома стоит с той стороны, не уходит.

– Том, открой! ― все звал и звал я. ― Я знаю, ты там!

Молчание.

– Она не должна была, это ее не касается. Она ответит за это, слышишь?

Раздались быстрые удаляющиеся шаги. Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, я в мрачном настроении поплелся домой.

На следующий день в школе, увидев Голядкину в толпе у раздевалки, я дернул ее за руку и отвел к стене.

– Какого черта ты полезла к ней вчера? ― рявкнул я.

– Ты о чем? ― уставившись на меня, Лена невинно захлопала ресницами.

– О Мицкевич. Это ты ее избила!

Тут же Голядкина огрызнулась:

– А какого ты ее катаешь? Она к тебе липнет, я что, молча это проглотить должна? ― Лена слегка толкнула меня, а затем, прислонившись к стене, скрестила руки на груди.

– Так мне об этом скажи, если хочешь поиграть в скандальчики! ― Я изобразил в воздухе кавычки. ― А к ней не лезь.

– А чего у тебя к ней? ― Лена смотрела исподлобья, очень раздраженно.

– Тебя не касается, ― отрезал я.

– Ты с ней трахаешься? ― Она повысила голос. Несколько человек, проходящих мимо, удивленно обернулись на нас.

– Между нами ничего нет. Я с тобой мучу. ― Я в знак примирения обнял Лену за талию и притянул к себе. Но она недовольно вывернулась и отошла на шаг назад.

– А с ней что?

– А с ней другое.

Лена хмыкнула.

– Нет. Так дело не пойдет. Я же вижу, она прям лезет к тебе. Она плохо уяснила вчера, видимо. Придется еще раз объяснить.

И тут я не выдержал и дал ей пощечину. Лена вскрикнула и схватилась за лицо. Мимо проходили люди, стоял шум и гам. Но теперь наступила мертвая тишина. На нас все уставились.

– Только попробуй еще раз к ней подойти, ― пригрозил я.

– Ты мудак, Шутов! ― рявкнула Лена. ― Между нами все кончено! Иди трахай эту свою уродку, мне плевать уже!

И она убежала.

После школы, идя домой, я ненадолго задержался у дома Томы. Постоял, заглянул в окна. Сейчас я не чувствовал к ней ненависти, была лишь усталость ― от всего. Наверное, и к лучшему, что я расстался с Голядкиной. Все равно все это было несерьезно.

Я взглянул на фонарный столб, у которого в детстве мы с Томой так любили играть вечерами. Я достал маркер и написал на нем: «Не спеши меня ненавидеть» ― сам не знал зачем, просто минутный порыв. Может, хотел, чтобы Тома заметила надпись. И чтобы хотя бы один человек на свете поверил в то, что я могу быть лучше, чем есть.

Конечно, через день я уже пожалел о надписи и подошел к столбу, чтобы стереть ее. Но за меня это сделал дождь. Я решил, что и это к лучшему.

Тома не должна видеть меня слабым.

Спецшкола. Месяц 10