Ты убит, Стас Шутов

И вот Тома показалась. С такого расстояния она казалась сильно выше своего роста. Тома была в черной толстовке, в капюшоне, пол-лица скрывал шарф. Я видел только ее глаза ― огромные, темные, сумрачные. И этот взгляд мне не понравился: по нему читалось, что она уже не отступится. Не отпустит меня, даже если на промзону сейчас упадет метеорит. И задумала она что-то очень нехорошее. Но я все еще владел собой достаточно ― и не признавал очевидного. Я убедил себя, что тревожиться не о чем. Мне удастся ее переубедить. Я ведь сильнее, я побеждал столько раз. И неважно, что преимущество за ней. Кнут или пряник, но что-то сработает.

– Посмотри же на меня, ну! ― крикнул я.

И она подчинилась. Наши взгляды пересеклись. Моя первая победа, я воспрянул духом. Помедлив, я попросил ее открыть чертовы решетки ― мягко, ласково, не сомневаясь в том, что она подчинится. Она слабая. Она сломается. Ведь так?

Но тут я заметил, как Тома сжимает что-то в руках. Внизу, у земли, что-то блеснуло ― и на меня посыпался песок вперемешку со строительной пылью, мелкой, как мука. Мою тюрьму сразу заволокло густое серое облако, я закашлялся. Господи, что она творит? У нее в руках лопата, и она закапывает меня!

И тогда мои кишки скрутило тугим узлом. Это казалось безумным, немыслимым, но это происходило. Снова раздался удар лопатой о землю. И снова меня окатило песком вперемешку с мелкими камнями. Тома работала лопатой механически, спокойно, так, будто каждый день закапывала людей. На лице не отражалось ничего. Наверное, она готовилась к этому моменту и заранее выключила все эмоции. В противоположность мне.

Сначала я думал: она просто меня пугает. Это же Тома, замученная мышка, она не посмеет намеренно причинить кому-то вред. Мой страх ненадолго прошел, его даже сменил гнев. Я весь в песке, сижу в чертовой яме, на голову мне сыплют землю. Как я докатился до такого? Это же дно, в прямом смысле слова. Я то смеялся, пытаясь показать что эта игра меня забавляет, то ругался и кричал угрозы. Ей было все равно.

Потом я попытался выбраться: вцепился в решетки, зашатал их. Тома тут же наступила мне на пальцы, и я, взвыв и выругавшись, отпрянул. А земли все прибывало, ноги уже увязли.

Больше я не смеялся ― только кричал, чтобы она прекратила свои игры. А потом я забыл и само это слово ― «игры»: они кончились. Глаза Томы были безумными и пустыми. Она словно стала роботом, запрограммированным на одну-единственную цель: живьем закопать Стаса Шутова. И наконец мне действительно стало страшно.

Я испытал все то же, что и тогда, три года назад, у костра в лесу. Там я дрожал от страха и мучился неизвестностью: что же сделают со мной баракские ублюдки? Сейчас изменилось лишь одно: я точно знал, что со мной будет.

Я дышал урывками из-за пыли, кашлял. Я будто тонул. Все мои чувства превратились в оголенные провода. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким слабым и жалким, как в тот момент. И таким настоящим, без всяких масок. Я признал свое поражение и победу Томы. Я недооценил ее.

Я много болтал: то дрожал и скулил, то орал проклятия и угрозы, то снова жалобно просил освободить меня и обещал уехать за тысячу километров. Я предлагал Томе золотые горы и сразу же грозил страшной расплатой. Я сходил с ума. Но я знал: все бесполезно. Я так боялся, что однажды превращу ее в монстра… А ведь я уже это сделал. И этот новый монстр намного сильнее и безжалостнее меня самого.

Я понял, что умру. Подумал о Янке. С болью представил ее плачущей на моих похоронах. Да и будут вообще похороны? Найдут ли меня? И разве то, что сейчас происходит, нельзя назвать похоронами? Я обхватил руками голову, чтобы создать себе хоть какую-то воздушную подушку, закрыл глаза и замер. Больше я не мог бороться. Нужно сохранить хотя бы крупицы сил. Хотя зачем? Я был обречен с самого начала.

Но тут что-то произошло. Сначала пропали ужасные звуки: стук лопаты и шорох песка. Я подумал, что оглох еще и на второе ухо, но тут почувствовал, что могу дышать. На меня больше не сыпалась земля. Я поднял голову и посмотрел на Тому. С ней… что-то произошло. Она снова превратилась в человека. В глазах читались удивление, сомнение и какая-то томительная тоска: тоска по тому, чего уже не вернуть. Она смотрела на меня со слезами. В глаза? Нет, чуть ниже.

Она смотрела на иконку, выбившуюся из-под толстовки.

Эта иконка чертовски много значила для меня. Неужели… для Томы тоже?

Да, Тома. Я до сих пор ношу ее, не снимая.

Раздался спасительный звук: Тома воткнула лопату в землю, бросилась на решетку, вцепилась в нее, низко наклонилась. Теперь я мог дотянуться до ее лица. Пряди волос свисали сквозь прутья. Тома все всматривалась в меня. Я протянул руку и накрутил ее локон на палец.

Тома… Тома, ты снова простила меня. Мое чудовище оказалось сильнее твоего, но вот человек внутри меня слабее, чем твой. А еще я знаю твой секрет. Знаю, почему у тебя волосы вьются. Потому что ты вот так вот их крутишь, когда нервничаешь. Со мной ты стала совсем кудрявой.