Ты умрёшь завтра(СИ)

     С момента бегства Марии прошло уже шесть лет, Иван смирился с мыслью, что жена исчезла, и уже не вернется, и вопрос о том, жива ли она, никогда не приходил ему в голову. В понимании Ивана глаголы «исчезнуть» и «умереть» в своей непостижимости были равнозначны. К тому же участковый Полищук почти неделю искал Марию, после чего посоветовал Ивану крепиться и обратить внимание на все пополняющиеся ряды еще аппетитных вдов. Да и как можно выжить в лесу шесть долгих лютых зим!.. Здравый смысл говорил о том, что Мария погибла, но в последнее время все чаще доходили до Ивана слухи о некой женщине в белом ситцевом платье с красными маками, которая является иногда на глаза горожанам. Разные люди в различных частях Красного видели эту женщину, и говорили, что зрелище это жуткое, потому что плачет она черными слезами, и эти слезы струятся по щекам словно гадюки, бормочет молитвы и просит у Господа за что-то прощенье. Иван старался не обращать внимания эти бредовые небылицы, бежал от них, но они все равно его догнали, навалились и одолели. В конце концов, настал момент, когда пугающая мысль обрела реальную форму: может быть, Мария в самом деле… жива? А следом Иван, мокрый от холодного пота, понял, что единственный человек, который может дать на этот вопрос вразумительный ответ — его сын.

     Тем вечером Иван долго сидел на кухне, неторопливо вливал в себя портвейн и ждал, когда алкогольное раскрепощение пересилит страх. Случилось это только к полуночи, когда опустела вторая бутылка. Иван вытряхнул из стакана в рот последние капли, поднялся из-за стола, набрал полную грудь воздуха и нетвердой походкой направился к комнате сына. У двери замер, прислушался, но услышал только неровную дробь собственного сердца, тихо постучал.

     — Входи, — разрешил Никодим.

     Иван открыл дверь, переступил порог. Никодим не спал. Он сидел за столом и, повернув голову, пристально смотрел на отца. Перед ним в свете настольной лампы лежала раскрытая книга. За мальчиком свет лампы, словно обрывок из жуткого сна, выхватывал край стенда с рядами бабочек и стрекоз, остальную часть комнаты скрывала плотная темень.

     — Никодим, ты знаешь где… мама? — голос Ивана предательски дрожал, но Иван уже не боялся показаться слабым, за последние годы он привык к своей слабости перед силой, скрывавшейся в сыне.

     Никодим вернул взгляд на книгу и указал большим пальцем левой руки через плечо.

     — Там, — только и сказал он.

     «Там» находилось окно, а за ним непроглядная ночь. Иван повернул голову, а следом его ноги подкосились, и он рухнул на колени. За гранью стекла Иван отчетливо видел свою жену. Мария стояла к нему лицом, и казалось, что у нее нет глаз, но дыры, из которых вытекали и бежали по щекам черные струи, точь-в-точь — юркие змеи. Её растресканные губы бормотали молитву, и то, что это была молитва, Иван не сомневался ни секунды, потому что за многие годы успел выучить движения губ жены, взывающих к Господу. Приснившийся Ивану четыре года назад кошмар стал реальностью. Иван зажмурился и повалился на пол. Застрявший в горле крик отнял у него возможность дышать.

     — Открой глаза, — услышал он голос сына.

     Но страх был настоль велик, что Иван не мог подчиниться. Он зажал голову руками и тихо хрипел. Тогда Никодим достал из-под стола трехлитровую банку с водой, которую держал на случай, если доведется поймать лягушку или еще какое-нибудь земноводное, и вылил воду отцу на голову.

     — Открой. Глаза. — Властно повторил Никодим.

     Душ пошел Ивану на пользу, тиски, сжимавшие горло, немного ослабли, и он жадно глотнул воздуха, боязливо приоткрыл веки. Марии в окне не было. На черном фоне бездонной ночи едва различимыми алыми всполохами прочерчивалась пятерня заводских труб. И больше ничего. Но перед глазами Ивана все еще стояла Мария, такая настоящая, такая реальная… и он вдруг осознал, что, скорее всего, Мария была права, и их сын!.. Кто их сын… Кто он? Кто?! Из глаз Ивана брызнули слезы, ему хотелось упасть Никодиму в ноги и молить об отпущении грехов, и хотя он понятия не имел, в чем его грехи заключаются, Иван готов был принять факт, что вся его жизнь и есть один сплошной грех. Да, он готов был это принять, лишь бы не услышать, что на завтра… что на завтра его караулит смерть.

     — Кто ты? Кто?! Бог, или… Диавол?

     На что мальчик, скривив губы в насмешливой улыбке, ответил:

     — Это одно и то же. — После чего отвернулся к книге, добавил не оборачиваясь. — Иди умойся и ложись спать. Ты мне мешаешь.

     Иван тяжело поднялся, но, уже переступив порог, его вдруг догнали слова сына:

     — Ты. Не. Умрешь. Завтра.

     И не смотря на то, что именно это Иван так страстно хотел от Никодима услышать, он не испытал облегчения, напротив — обреченность, потому что эти слова прозвучали, как приговор. Приговор не на смерть, но на жизнь.