Ты умрёшь завтра(СИ)

     Озадаченный находкой, Поворотов долго крутил конверт в руках, не понимая, почему письмо находится у него в столе, а не в Тобольской епархии, чей адрес значился в качестве получателя, пока не вспомнил, что это письмо ему вручили строители, которые вернули на место балку в трапезной церкви, убившую отца Сергия. Леонид Валерьевич вспомнил следом, что не отправил письмо, потому как считал, что вскорости начальство отца Сергия пришлет ему замену, но девять лет уже минуло, а епархия так никого прислать и не сподобилась. Поворотову стало неловко, ведь это было последнее послание отца Сергия, возможно, его последняя воля, а он, председатель горисполкома, — должность, изначально обязывающая к аккуратности в документообороте, поступил так безответственно, и не только письмо не отправил, но вообще забыл про него и думать. Пожурив себя за такую непростительную оплошность, Леонид Валерьевич решил, что лучше поздно, чем никогда и отправился на почту. Со словами «так вот нехорошо получилось», он передал конверт почтальону Семыгину, полагая, что тот сию минуту письмо по назначению отправит. Но Аркадий Юрьевич письмо отправлять не стал, и в отличие от Поворотова, сделал это осознано. Имея аналитический ум, историк Семыгин предположил, что послание отца Сергия может содержать важные сведенья, а раз епархия никого не прислала даже на похороны своего сотрудника, то либо ей до отца Сергия не было никакого дела, либо хитрые попы знали что-то такое, чего обнародовать, по их соображениям, было нежелательно. Аркадий Юрьевич вскрыл конверт и письмо прочел. И чутье историка Семыгина не подвело.

     Аркадий Юрьевич Семыгин родился в Ленинграде в 1929-ом году. Его отец, Юрий Васильевич, был военным и командовал бригадой артиллерии Ленинградского военного округа. Отца Аркадий помнил как человека решительного, отважного и глубоко патриотичного, но с его мнением сотрудники НКВД согласны не были, и в конце тридцатых комбриг Ю. В. Семыгин попал под армейские чистки и был репрессирован. Арест родителя поверг Аркадия в шок. Вернее, не то, что отец оказался «врагом народа» — в это младший Семыгин не верил и секунды, а то, что самая лучшая в мире страна — вершина развития политико-экономической мировоззрения, как наставляли их в школе, так жестока и несправедлива к преданным детям своим. Но самое страшное потрясение ждало Аркадия два месяца спустя, когда семье Семыгиных разрешили свидание с Юрием Васильевичем. Вместо сильного, уверенного в себе человека с офицерской выправкой, в комнату для свиданий шаркающей походкой вошел сгорбленный старик. Обнимая сына, его руки дрожали, и еще Юрий Васильевич отводил глаза, стыдясь засевшего в них страха и отчаянья. Это был последний раз, когда Аркадий видел отца. В возрасте девяти лет юный Семыгин впервые усомнился в идеалах социалистического строя. Конечно, никакого анализа с последующими выводами Аркадий в то время сделать был не способен, но потрясение от того, как страна обошлась с верным подданным своим — комбригом Семыгиным, было для юного Аркадия, как штормовой ветер, сметавший доводы разума и коммунистические догмы. Так что, на одной чаше весов оказалась идеология государства, вколачиваемая в мальчика школьными преподавателями, праздничными демонстрациями и победными маршами по радио, а на другой — любовь к отцу, горе его утраты, тихий ужас матери и напряженное молчание бывших друзей родителей.

     Бывшие друзья и знакомые родителей Антона теперь сторонились дома Семыгиных, словно он был заражен чумой, а если изредка и заходили, то приносили с собой гнетущую тишину, исполненную безнадежности, отчаянья и страха. Тишину, когда сказать нечего, когда каждое произнесенное слово в один момент может обернуться отравленным жалом против говорящего, и, стало быть, лучше молчать… Они приходили все реже, и лучше бы они не приходили вовсе.

     Не успев достаточно очерстветь от воздействия идеологической обработки пионерских и комсомольских вожаков, руководствуясь скорее чувствами и инстинктами, чем разумом и здравым смыслом, Аркадий выбрал отца, а в отношении к Стране Советов затаил недоверие, опаску и даже злобу, которые только с годами обрели форму конкретных мыслей, убеждений и протеста.

     В начале войны мать Аркадия Наталья Владимировна успела отправить сына к сестре в Пермь, сама же осталась в Ленинграде. Работала она инженером в КБ Ленинградского машиностроительного завода. Страна нуждалась в тяжелых танках, и Наталья Владимировна не могла бросить родину в столь ответственный час. 28-го января 1943-го года сброшенная бомбардировщиком люфтваффе авиационная бомба превратила в руины дом № 56 по улице Полтавская, оборвав жизни двенадцати человек, в том числе Семыгиной Натальи Владимировны. О подробностях смерти матери Аркадий узнал только пятнадцать лет спустя, случайно наткнувшись на документы Ленинградской гражданской обороны тех лет. До этого же времени Наталья Семыгина числилась без вести пропавшей.