По окончании школы юный Семыгин пошел по стопам отца и поступил в Пермское военное артиллерийское училище, но вовсе не потому, что хотел быть военным и тем более артиллеристом. От отца Аркадий унаследовал твердость в достижении цели, а цель он себе поставил нешуточную, и случилось это еще в 1938-ом, когда отец трясущимися руками обнял его в последний раз. Аркадий хотел доказать, если не окружающим, то самому себе, что его родитель ни в чем не виновен, поэтому решил стать военным историком, или кем-то со смежной профессией, чтобы иметь доступ к армейским архивам, и разобраться, что и почему творится в стране. Так что курсант Семыгин немало удивил своих командиров-преподавателей, подав после третьего курса рапорт о переводе во Львовское высшее военно-политическое училище. На вопрос, в чем причина такого решения, Аркадий честно ответил, что хочет стать военным корреспондентом. Начальство оценило высокий замысел амбициозного курсанта, потому как выбранная им профессия была хоть и перспективной, но редкой, юношу отпустило, и даже снабдило рекомендательными документами. Вообще-то, начальство не сильно надеялось, что молодой Семыгин, несмотря на отличную успеваемость, пройдет жесточайший конкурс и будет зачислен в Львовское училище, а потому по осени ждало его назад. Типа, молодой-горячий, пусть обожжется — преданнее делу артиллерии будет. Но Аркадий с честью прошел собеседования, победил все экзамены и осенью 1950-го года был зачислен курсантом Львовского высшего военно-политического училища ордена Красной Звезды, которое благополучно и окончил пять лет спустя.
Во время учебы Аркадий внимательно следил за событиями в стране, и, конечно, заметил наметившуюся в 1953-м году «оттепель», когда «вождь народов» скончался, и генеральным секретарем Партии стал Хрущев Никита Сергеевич. В феврале 56-го на двадцатом съезде КПСС новый генсек зачитал длинный доклад о «культе личности», низвергнув тем самым неприкосновенного стального бога в разряд обычных смертных, коим, как известно, ошибаться свойственно и нисколько не грешно. Не прав был вождь, ошибся, сгоряча перестрелял или посадил добрую часть своего народа, практически истребив высший офицерский состав, врачей-убийц, инженеров-вредителей, да и вообще интеллигенцию, как класс. А чего стоила коллективизация? А почему армия была не готова к войне? А пакт Молотова-Риббентропа — что это еще за заговор с фашистской Германией? И на кой черт нам понадобилась финская война, уже третья по счету? К тому же с такими ужасающими потерями!.. То есть, выиграли, но какой ценой!.. Ну, ничего, дело прошлое, — простила себя Партия и тут же свой народ обнадежила, — впредь мы вернем путь истинного развития — Ленинский путь, и скоро, очень скоро, звезда коммунизма взойдет над Страной Советов!
— Уже через двадцать лет в нашей великой стране наступит коммунизм! — заверил Никита Сергеевич общественность.
— Ура! — отозвались члены Политбюро и аплодировали стоя.
— О как, — пожал плечами народ, подозревая, что вкалывать теперь придется в два раза больше.
Но в своем реформистском настрое Хрущев, надо отдать ему должное, был последователен и 1957-ой год сделал годом реабилитаций. Многим людям вернули их честные имена, в том числе комбригу Семыгину, но Аркадий воспринял это со злостью, даже агрессией, потому что отец скончался в лагере еще в 1941-ом, и причина его смерти до сих пор оставалась неясна.
«Девятнадцать лет, — с горечью думал курсант Семыгин, — девятнадцать лет Партия считала отца врагом народа, а теперь передумала. Сволочи, параноики, ублюдки! Ломаный грош — вот цена решениям вашей Партии!»