В том, что Алатырьское яйцо — это расколотый строителями в 49-ом году базальтовый валун, никакого сомнения быть не могло. Но вот где именно находился камень, документы, оставленные строителями Красного, умалчивали. Правда, историк Семыгин обнаружил схему застройки, из которой узнал, где располагался сам строительный участок №8, но участок этот имел площадь в четверть гектара, и, судя по схематической карте города, приходился на северный район Красного, граничащий с территорией завода. Центр участка указывал на административное здание автопарка. Аркадий Юрьевич отмерил от этого здания 2134 метра, что соответствовало 2-ум верстам, на север. Карандаш остановился на небольшом незастроенном пятачке, у самой границы с тайгой. Историк Семыгин обнаруженное место на карте отметил, без промедления собрался, на всякий случай вооружился лопатой и отправился в разведку.
Историк Семыгин и сам не знал, что именно хочет обнаружить. Он испытывал возбуждение, словно ищейка, напавшая на след, и уже не мог остановиться. Было в этом и желание разгадать головоломку последних событий в Красном, и заполнить белые пятна истории, ведь двести лет с момента исчезновения града Ирий с лица земли были покрыты мраком. Как случилось, что поселение было уничтожено? Кто жил в нем, чем занимался? Куда, в конце концов, делись жители Ирия?.. Но не только это толкало Аркадия Юрьевича на поиски. В городе, где смерть носила повседневное платье, а значимым событием становилась даже не масштабная катастрофа, но факт покупки нового холодильника, где жители города являлись всего лишь шестеренками огромной машины, — завода по переработке руды, а потому и смысл существования горожан сводился всецело и только к производству железа, было легко и естественно покрыться ржавой коростой обыденности, и даже не заметить этого. Аркадий Юрьевич отвергал «шестиренчатость» жизни Красного, противился бездушной действительности, создавая свой собственный микромир, микросоциум, в котором открытия возможны, а может быть даже — возможно чудо. Поколесив в молодости по странам и континентам, повидав народы, проникнувшись чужими нравами и традициями, Аркадий Юрьевич уже не мог быть другим. Ощущение себя, как гражданина планеты, а не только СССР, вросло в душу историка Семыгина, и превратилось в дополнительную иммунную систему, оберегающую не от болезней тела, но от социальных хворей. Сам же Аркадий Юрьевич эту свою инакость осознавал, но видел в ней только политическую оппозицию существующему строю, и только.
Шестнадцать лет спустя он заглянет глубже, и поймет, насколько его отношение к жизни было поверхностно, и что, несмотря на его иммунитет, двадцатитысячная машина ПГТ Красный давно уже добралась и до него, хотя он этого и не заметил.
Прибыв на место, историк Семыгин обнаружил небольшую поляну, странно не тронутую тайгой. Жесткая рыжая трава с бледно-зелеными прожилками топорщилась, словно шерсть одежной щетки. Трава была густой, а потому сильно затрудняла поиски, да еще и норовила оставить на коже порезы. Но через пару часов Аркадий Юрьевич заметил выступающий из земли камень. Поработав вокруг него лопатой, историк Семыгин заключил, что этот камень — часть фундамента.
Следующие три недели, вплоть до сентября, Аркадий Юрьевич все свободное время посвящал раскопкам. Иногда свидетелями его археологических изысканий становились жители Красного. Люди подходили и любопытствовали, зачем почтальон Семыгин ковыряет пустырь. На что Аркадий Юрьевич честно отвечал, что ищет клад, зарытый купцом Дубоветским двести лет назад. Горожане улыбались, потому что к умопомешательству соседей и близких были приучены, радовались, что помешательство почтальона не злое, и с чувством торжества здравого смысла покидали новоиспеченного археолога.
Аркадий Юрьевич искал, конечно, не клад, но информацию, потому что она была для него куда ценнее всех предметов роскоши купеческой семьи. Но, отвечая случайным ротозеям подобным образом, он и представить себе не мог, насколько его слова совпадут с предстоящим открытием. Потому что 2-го сентября он действительно откопал клад — в самом прямом смысле этого слова.
Когда историк Семыгин полностью освободил от грунта каменный фундамент, он понял, что пол помещения когда-то был деревянным, кое-где остались целые фрагменты гнилого дощатого покрытия. Тщательный анализ конструкции пола вполне конкретно указывал на наличие подвала, и вскоре Антон Павлович вход в него обнаружил, но подвал этот был до краев забит утрамбованный грунтом, а местами и корни близ лежащих деревьев попадались, так что работа затянулась до сентября. Но вдруг лопата стукнулась о что-то твердое, удар вернулся гулким эхом, и через десять минут Аркадий Юрьевич откопал массивный сундук, сработанный из какой-то твердой древесины и обитый кованым железом. Замок проржавел и отвалился при первом же ударе. В сундуке, помимо истлевшего тряпья, историк Семыгин обнаружил нефритовый ларец размером с саквояж средних размеров, на треть заполненный драгоценными камнями. Топазами, изумрудами и даже рубинами.