– Ничего! Другую найду! – закусила удила Олеся, уже прекрасно осознавая, что поступает, по меньшей мере, глупо, а по большому счёту – безответственно. Но ничего уже поделать с собой не могла. По гороскопу она была из созвездия Рыб, и когда одна из рыбок бунтовала и начинала тянуть в какую-нибудь сторону, второй ничего не оставалось, как покорно плыть за первой.
– Ну, и дура! – взорвался Кирилл, который уже не мог сосчитать не то что до двадцати, чтобы успокоиться, но даже до десяти.
После этого Олесе ничего не оставалось, как встать и уйти. Она только задала последний вопрос, потому что ещё раз приходить к нему за ответом было ещё хуже:
– Мне сейчас уволиться или доработать до конца декретной ставки?
– Пофиг!
И Олеся ушла. А Кирилл ещё некоторое время попытался поковыряться в еде, потом отшвырнул вилку, отпихнул от себя тарелку и заказал коньяк. Ну, и характер оказался у Олеси! Н-да, вот тебе и «влюблённый, по-щенячьи преданный взгляд»! О такой колючий, ледяной взгляд порезаться можно!
18. Апрель
Кирилла Андреевича опять одолевала скука – хождение по инстанциям и сидение под кабинетами чиновников закончилось, его вмешательство в работы по договору с Slipstream Resources Investments Pty Ltd не требовалось – Юра пока справлялся сам. А ещё к скуке примешивалась тоска. С Олесей они не только не помирились, но даже не виделись. Раньше она довольно часто приходила на совещания от бухгалтерии, а в последнее время – то сама главбух, то её заместитель. (Кирилл Андреевич даже не догадывался, что это Ольга Ивановна, романтичная душа, посылала Олесю на совещания вопреки субординации. Но после вечера с португальцами делать это перестала.)
Правда, и документов об увольнении Олеси в связи с окончанием срока договора пока не поступало. Когда Ольга Ивановна пришла к нему уговаривать оставить Олесю, он обрадовался, что та одумалась, но узнав, что это полностью инициатива главбуха, упёрся и жёстко подтвердил её увольнение.
Сегодня к тоске примешивалось какое-то тяжёлое предчувствие. Кирилл доверял своей интуиции, она не раз помогала ему избежать опасных ситуаций. Но сегодняшние ощущения с работой никак связаны не были, и ноги сами собой привели его в бухгалтерию. Олеси на месте не было, не смотря на разгар рабочего дня. И Кирилл Андреевич заглянул к главбуху.
– У нас что, Бахрушина уже уволилась?
– Нет, Кирилл Андреевич. Заявление она уже написала, оно у меня, отдам в отдел кадров, как положено, за две недели до увольнения.
– А почему её нет на рабочем месте?
– Я её отпустила. Несчастье у неё.
У Кирилла кольнуло в сердце – вот оно, интуиция не подвела!
– Что с ней?
– Позвонили из больницы – Варенька попала в аварию.
И Кирилл помчался к Олесе.
Олеся сидела в больничном коридоре на банкетке и почти сливалась с белым халатом, накинутым на плечи, и белой стеной за спиной. Она сложила руки на животе, как будто он у неё болел, и тихонько раскачивалась, уставившись в какую-то космически дальнюю точку пустыми глазами. Кирилл понял, что случилось непоправимое, и осторожно присел рядом.
Олеся ощущала себя в каком-то страшном сне, в кошмаре, потому что то, что случилось, никак правдой быть не могло. Какой абсурд! Варенька просто стояла на остановке и ждала автобус – что может быть обычнее этого? Как можно въехать в остановку и одним махом оборвать жизни четырёх людей? И потом, ведь она осталась жива. Да, жива! И даже нашла силы попросить, чтобы ей, Олесе, позвонили. Так почему же её не спасли? Как она могла оставить Катеньку без матери? Почему не нашла в себе силы выжить? Нет, это не может быть правдой! Конечно, это сон! Вот и Кирилл в нём появился. Он снился Олесе почти каждую ночь, и в эту тоже, значит, приснился… Надо проснуться, проснуться и придумать хорошее окончание к плохому сну. Олеся всегда так делала, когда ей снились кошмары.
– Как ты? – сочувственно спросил снящийся Кирилл.
– Варенька… Они сказали, что травмы не совместимы с жизнью… Но это не правда! Она не могла бросить Катеньку! Да? Ведь это не правда?
И Олеся с такой жаждой надежды заглянула в глаза Кириллу, что он не смог выдержать этот взгляд, нежно обнял её и прижал к себе. Безысходность правды обрушилась на Олесю многотонной плитой, и она разрыдалась. К ним подошла медсестра со стаканом воды, остро пахнущим валерьянкой.
– Ничего, пусть поплачет, так быстрее отпустит.
19