Ты ворвалась в мою жизнь непрошено… Всё, возможно, будет не так, уж, и плохо!

Кирилл уверенно вёл машину одной рукой, а второй не выпускал Олесину руку, как будто боялся, что она может улететь в любую минуту, выпорхнуть бабочкой из не плотно сжатой ладошки, развеяться, как дым, как наваждение. На каждом красном сигнале светофора подносил её руку к губам и нежно целовал мягкую детскую ладошку. Олеся не могла говорить, она вся была на эмоциях, в чувствах. Ей было всё равно – куда ехать с ним, на сколько. Долго сдерживаемую плотину любви прорвало и затопило всё вокруг. Она только ощущала, что он чем-то встревожен, и, чтобы успокоить, ласково потёрлась щекой о костяшки его пальцев, чем ещё больше его возбуждила.

Кирилла разрывало от слов любви, как тогда, летом, после выпускного, двадцать лет назад, но он сдерживал себя, боясь опять поторопиться и этим всё испортить. Нет уж, сначала Олеся станет Стаховой, а потом всё остальное. А ехали они в ЗАГС, с которым ещё четыре дня назад договорился Сергей Васильевич о быстрой регистрации брака. Он был единственным человеком на фирме, который знал о шефе всё, или почти всё, и никогда не задавал лишних вопросов. Единственный раз он прямо, по-мужски, призвал Кирилла Андреевича к ответу после того злополучного вечера у шефа в загородном доме. Удовлетворился историей любви Кирилла к Олесе, рассказанной без прикрас, без оправдания его вины перед ней за потерю ребёнка, и дальше помогал шефу, уже не выясняя – зачем и почему.

В ЗАГСе Олеся, как загипнотизированная, покорно подписала все документы, за пять минут превратившись из Бахрушиной в Стахову, и они поехали в ней домой. Как и в прошлый раз, Кирилл забрал из её пляшущих рук ключи, открыл дверь, но только в этот раз зашёл. Мельком отметил маленькие размеры квартиры, успел очередной раз возмутиться наглостью наследников Бахрушина, но отложил эту ситуацию в сторону. Пока. Он обязательно с ней разберётся, но потом. Сейчас главное была Олеся, которая стояла посередине комнаты у себя дома, как в гостях, и со странной смесью обожания и вопроса смотрела на него…

Кирилл проснулся первым. Оба столько душевных сил положили на то, чтобы дойти до этой близости, Кирилл приближая её, стремясь к ней, а Олеся стремясь к ней и сопротивляясь одновременно, что после сумбура объятий, когда у обоих кости трещали, так крепко они обнимали друг друга, и короткой острой вспышки на вершине любви, они вырубились, как два мгновенно разрядившихся аккумулятора. За окном уже начало сереть и Кирилл, уже давно свыкшийся с мыслью, что одновременно с мужем он станет и отцом, подумал о том, что надо не пропустить время забрать детей из школы. То, что детей стало уже двое, дело не меняло. Там где один, там и двое. Даже хорошо – сразу мальчик и девочка. Сын и дочка, – попробовал слова на вкус Кирилл, и они ему понравились. Надо сразу дать Мишке поручение, чтобы занялся усыновлением, – отметил он про себя и попытался разбудить Олесю.

Любимая ни на что не реагировала. Вскинулась только на слово: «Дети!» Услышала, что ещё четыре часа и, не открывая глаз, плюхнулась обратно на постель, уткнулась Кириллу в грудь и пробормотала: «Ещё часик, любимый!»

С Кирилла сон как ветром сдуло. Наконец-то! Наконец-то, Олеся призналась ему в любви! Первая! И Кирилла прорвало:

– Двадцать лет! Ты только подумай, Леся, двадцать лет, как мы могли быть счастливы вместе! И эти дети – они ведь могли быть нашими детьми! И даже твой первенец! Я никому бы не позволил пальцем к тебе дотронуться! Защитил бы и от мужа, и от чёрта, и от кого угодно! Ну почему ты тогда мне не поверила??? Я же знал, чувствовал, что ты меня любила уже тогда! Признайся в этом себе, хотя бы сейчас!

– Кирилл, – тихо ответила Олеся, мгновенно проснувшаяся от этого страстного монолога, – не было бы у нас ничего. Не могло быть. Ты был ещё мальчишкой, я – взрослая замужняя беременная женщина. Семь лет разницы – это не шутка…

– Какая ерунда! А сейчас между нами не те же семь лет? Ну, и что с того?

– Те же, – согласилась Олеся, – Те же, да не те. Сейчас мы с тобой уже взрослые самостоятельные повидавшие жизнь люди. И то я никак не могла о них забыть. Сопротивлялась любви к тебе, сколько могла…

– Измучила меня всего.

– А уж ты как меня мучил!

– Было дело! – по-мальчишески задорно рассмеялся Кирилл, – Зато мой план сработал!

– А просто поговорить нельзя было?

– Но ты ведь тоже сделала вид, что не узнала меня…

– Мне очень нужна была эта работа. Ты не представляешь, как трудно найти работу женщине за сорок. И потом я была уверена, что ты меня не узнал. Женщины ведь сильней меняются, чем мужчины. И, вообще, как ты себе это представляешь? Возьмите меня на работу, я Ваша бывшая учительница, в которую Вы были влюблены в десятом классе, а я Вас отвергла? И ты бы с радостью взял меня на работу?

– А ты ведь так мне и не сказала, как ты тогда ко мне относилась…

Олеся задумалась, пытаясь сформулировать честный ответ:

– Волновал ты меня ужасно, особенно, когда руки твои голые увидела…

– Руки, – задумчиво протянул Кирилл, разглядывая свои вытянутые вверх руки и искоса посматривая на жену.