Ты забыла свое крыло

«То есть ты хочешь сказать, что весь этот форум гигантский с его миллиардными тратами учрежден для того, чтобы ты в номере отсиделся на время ремонта?» — «Ну да! — ликовал. — А для чего же еще? И ты, милая, тоже — да! Надо видеть суть».

Появлялась за полночь.

— Ой, я так устала сегодня! — томно стонала.

Я тебе покажу «устала»! Застонешь у меня!

В общем, вел такую жизнь дикаря, изгоя общества типа Маугли. Наблюдал из-за всяческих преград, например из-за зарослей лиан в зимних садах, как она там, айфончиком своим сверкая, что-то им показывает. Дикое оживление! Покойника с холмом в простыне? Боюсь, что не только. Молодежь обучает, как надо чушить и чморить? Радостно хохотали. Похоже, жанры эти им давно по душе. То и творят. Это нам — писать какую-нибудь повесть год, потом год, чтобы напечатать. Еще через год появится рецензия. А тут — чпок! И ты уже все сказал! Плохое, хорошее — не важно. Лучше, конечно, мерзкое что-нибудь: быстрее расходится!

Главное, что их всех привлекало именно к ней, — фиолетовый бейдж, который выдавался лишь высшему руководству. Кто она? Никто ее раньше не примечал, да и по возрасту — чуть за тридцать. И — абсолютная уверенность!.. Может, «оттуда»? Откуда «оттуда» — это не важно.

При этом, фактически не будучи никем, на самом-то деле могла себе позволить такое, что всех оторопь брала: «Неужели уже можно? Если уж такое себе позволяет она, явно не из простых, значит — веяние? Ренессанс! Фактически прорыв?» Слышал урывками, когда она с толпой почитателей переходила из зала в зал, смелые выказывания ее — о смелости их она, возможно, даже и не догадывалась. Или просто не боялась? А чего ей терять?

— А что тут происходит, вообще? Мы что, материться боимся?

Немая сцена!.. Потом аплодисменты!

Соблазняла мальца на виду у всех:

— Мы что, об этом деле и говорить не можем? Мы что, в электронном виде уже?

Радостный смех. «Свобода на баррикадах»! Делакруа отдыхает. Не хватало Римме только голой груди, как у той. Но и так все бежали за ней. Вспомнил, как бомжи вдохновенно за ней шагали по пустырю у Балтийского, так теперь и элита струилась. Вот так!

Обещал, что сделаю ее, — и сделал! Кем? Ну, это уж она выбрала сама, по потребности времени! Как все!

Я тоже еще пытался самореализоваться — не без поддержки Гуни на одно крупное совещание проник.

— Это со мной! — небрежно Гуня изрек.

Но все, кто там был, искренне мне обрадовались:

— Где же вы были? Не заболели? Мы все вас так ждали, вы всегда так интересно выступаете тут!.. Что за странный пропуск на вас? Видим впервые! Где вы такой достали?

— Достал. Ну ладно, попробую выступить... если дадут.

— Кто ж вам не даст?

— А кто даст?

Хорошо здесь. Но душно. Меня мотало уже. Все дни бесприютный болтался, голодный, по всяким подсобкам, подглядывал в щель, ночами пытался реабилитироваться. Устал. Все как-то призрачно. Круглые столы? Какие же они круглые, если сильно растянутые? Доклады в сорок минут. На круглый стол, посвященный национальным проблемам, оказывается, попал. Всё уже перед глазами плыло. Таблицы. Расчеты. Выкладки. Сколько мигрантов законных, сколько незаконных. Сколько среди них здоровых, сколько больных. А какое-нибудь «свое слово» услышу тут? Интересную подметил закономерность: чем мрачнее доклады, там сам человек богаче живет. И уважают его за смелость. А в чем смелость его? Предлагает что-то? Надо свое что-то сказать, а не переписывать. А где наш-то вклад? Голая статистика! Нервы уже мои как нитки. Гуня в президиуме сидел. Обычно он на сборищах таких лишь электронное обеспечение делал, но постепенно подрос. Потому что главные тут — они! Бейджи они выдают, назначая, кто кто. И себя не обидят.

— Десять минут тебе! — строго мне Гуня сказал.

— А всем по сорок?

Указал молча на мой бейдж.

— Давай! Время пошло. Только не надо тут рассказывать, как добрый дядя охранник под дулом тебя в издательство вел! — Это он громко сказал.

Некоторые хохотнули. Гадости любят. Да с политическим душком! Ножку подставил. И сюжет открыл, который я для «вечной жизни» берег.

Три минуты уже прошло! Две из которых занял он сам.

Три с половиной! Прям как на скачках!

— Тема, значит, национальное согласие?

— А ты что же, не готовился?

А он мне сказал?

— Может, не выступать тебе?

Боится за меня? Не надо. Сцена хоть и невысокая, но надо влезать.

— У тебя шнурок развязался! — съязвил он.

Ладно. Не отвлекаемся.

О, как я любил Ташкент! Больше всех городов на свете. Помню, как в первый раз я вышел на трап самолета, и лицо обожгло печным жаром, и я вместо того, чтобы закрыться ладонью, стоял и грелся и чувствовал радостно: я здесь уже был!