Ты забыла свое крыло

Завтракали опять: слева — горы, справа — озеро. Публика пожилая, но крайне жизнерадостная. И никаких «шведских столов» — все блюда молодые официантки подносили, правда, почему-то исключительно страшные. На завтрак был суп из авокадо с мятой и мятными хлебцами, а на второе — фетучини с лососем в соусе из сыра с голубой плесенью, на десерт — клубника в коньяке. Скромно, но достойно. И только я, довольный, откинулся на спинку кресла — дальние дали осмотреть... Вот тут и «добавка»! Перед каждым из нас какой-то номер выбит на пластмассовой подставке. Я думал, это номер места, но выяснилось — это «номер меня». И после десерта любезные официантки вынесли на тех же подносах прозрачные нумерованные коробочки с розовыми горошинками — прими, не греши. Все с веселым смехом начали их принимать.

— Это, стало быть, и есть «это самое»?

— Да.

— И что это?

— Новое жизнеукрепляющее средство. Очень хорошее! Но должно пройти официальное обследование.

— Как называется?

— Названия пока нет.

— Ну ясно. Зачем называть — а вдруг не получится.

— Обязательно получится! Это продукт фармацевтической фирмы моего мужа — там лучшие специалисты собраны со всего света.

— А у тебя есть муж?

— А я разве не говорила?

— Да как-то нет... Только фамилию от тебя услышал... на пресс-конференции.

— Потеряли мы с ним интерес друг к другу. Только дела.

— Ясно. — Шариком в коробочке постучал. — У всех одинаковые, надеюсь?

— Да нет. Если бы у всех были одинаковые, то было бы испытание клиентов, а не лекарств. Разные у всех дозы. Ну и измеряются данные здоровья.

— Как это?

— Пульс. Давление. Анализы. Ну, еще кое-что, сам понимаешь. И все это уходит в компьютер — и он выдает таблицы наверх. Кто какую дозу принимал — и какой вывод.

— А мы будем это знать?

— Конечно нет! Иначе исчезнет вся объективность — начнутся склоки, интриги... Хотя швейцарцы — крепкий народ. Переносят все стойко.

— Ну да... гвардия Ватикана! Я тоже стойкий народ.

— Я в этом не сомневаюсь.

— А когда показания снимать... активности?

— А вот сейчас пойдем с тобой в номер и снимем.

— Отлично! Тогда — с Богом! — Ссыпал шарик в ладонь, закинул в пасть. — Ничего... кисленький!

Слегка слезы выступили. Когда прояснилось, осмотрел зал, полный жизнерадостных испытуемых.

— А остальные как будут измеряться?

— Ну... с помощью официанток. Тут как раз, видишь, они одинаковые все.

— Да-а... страшилы. А они кто?

— Волонтерки. Студентки вузов, есть и преподаватели. Помогают науке, а точней — медицине, причем бескорыстно и невзирая ни на что. Пары, сам понимаешь, выбирает компьютер. И никто не жалуется. Общественное сознание тут на большой высоте. Но отбирались они более-менее одинаковые... чтобы никого не обидеть. Честность тут абсолютная!

— Да-а. Суровая жизнь.

— Швейцарцы — вообще суровый народ.

— А ты-то как проскочила?

— Так не хотели меня утверждать. Говорят, красавица, необъективно все будет. И муж возражал. Еле протырилась. Явилась без грима, какая есть. Включили тогда...

— А как же ты попала ко мне? Ведь пары тоже, говоришь, компьютер определяет?

— А русская смекалка?!. Ну, пошли?

Потом она говорила:

— В том, что мы вместе, мухлежа нет! Божественный компьютер нас выбрал. Помнишь, как мы в Хибинах с тобой — исключительно благодаря чуду — познакомились? Не подверни я ногу, не задержись на один день!.. И мы бы с тобой тут не лежали. Причем через столько лет — и все крепче!

Сладко потянулась.

— И где она, та нога, что подвернулась?

— Вот! — Подняла загорелую ногу. Поцеловал.

— Да-а! Восхищен.

— Чем? Ногой?

— Тобой!

И мы обнялись снова.

— Знаешь, я вдруг твое юношеское стихотворение вспомнила, — сказала она потом.

— Какое это? — Я насторожился.

— Художник Иванов.

— А... Это слабое! — разволновался я.

— Но я все-таки прочту, с твоего разрешения. Ладно?

— Давай.

Самому было интересно, как прозвучит.

Скажи, художник Иванов, —
Зачем ты ходишь без штанов?
Скажи, художник Иванов, —
Зачем ты видишь столько снов?
Скажи, художник Иванов...
Ты где, художник Иванов?

— Ну вот... и сейчас я хочу спросить тебя: «Ты где, художник Иванов?»

— Извини... как-то неважно себя чувствую. Может, таблетки? Но они же жизнеутверждающие?

— Ну... — произнесла как-то неуверенно. — Я тебе одну вещь должна сказать.

— Ты хочешь сказать, пока я жив?

— Нет. Не в связи с этим.

— Говори.

— Сын...

— Что «сын»?

— Митя.

— Да, знаю.

Долгая пауза.

— Приехать хочет, завтра с утра.

— Во сколько?

— Тебя именно интересует — во сколько?!

— А что?..

— Выйдем.

Вышли зачем-то в сад.

— Просто он в отпуске сейчас... Гоняет на своем байке по Европе.

— С друзьями?

— Нет. Почему-то любит один.

— А где он сейчас живет?

— Сейчас в Риме.

— Да-а. Размах!

— Какой тут размах? Куда хочешь — за час! Теснотища... Хочешь куда-нибудь он завтра скатает тебя?

— ...А зачем?

— А ты не хочешь?

— Ну-у...

Утром раздался треск — недопустимый, думаю, в таком уголке. Но ему можно?