Ты забыла свое крыло

— Яна?

— Именно. Она и схватила, при съезде с кольцевой. Краси-иво падали.

Долгий его кашель.

— А она?

— Ее спасти не удалось. Ну бывай... счастливчик!

...Яны нет. Кончился наш... тест. Я ее воскрешу! Сел писать.

На часы глянул... Поздно уже? А в Париже — на два часа раньше. Набрал Кузю по скайпу. Не очень мне нравится скайп: корежит всех. В смысле того, кто на экране. Появился Кузя — и тут же начало корежить его: глаза в одном углу экрана — рот в другом. Эка угораздило! Что делает с человеком жизнь! Волосы отдельно — притом весь волос абсолютно седой!

Наконец Кузя собрался более-менее, и рот его произнес:

— Ну что ж ты не отвечаешь? Я уже целый час с тобой говорю.

— Извини. Ты размазан был.

— В каком смысле размазан?

— Ну говори.

— Что я должен говорить? По-моему, ты вызвал меня.

По новой его корежить начало — но звук проходил.

Все-таки в комнате повеселее стало.

— Так вот, — сказал я серьезно (не знаю уж, как я там выглядел). — Я сделал, что ты просил.

— Что я просил?

Тут совсем уже его закорежило! Но от меня не уйдешь.

— Написать.

— Что написать?

— Ну... про тех... кто сексуально смещается. Готово!

— Когда это я тебе заказывал?

На экране на него просто страшно было смотреть.

— Ну, в Париже еще.

— И что я тебе говорил?

— Что нуждается в этом народ.

— И какой же народ? Русский, французский?

— Не знаю, на какой народ ты работаешь.

— А про новое начальство я тебе говорил? Что они хотят?

— Знаю! Позитив, из глубинки. У меня это тоже есть!

— У тебя все есть!

— Разве ж это плохо? — Я даже обиделся. — Варюсь.

— Смотри совсем не сварись! — Его улыбка скривилась на весь экран.

— Ну так как? — спросил я.

Я тут кровью харкаю, лицом рискую! В смысле репутации лишь пол-лица удалось сохранить. А этот — лишь кривляется!

— Может, все это и интересно... — совсем ходуном пошел, — но с журналистикой я порвал. Ушел из этой клоаки... Теперь гуманитарной программой занимаюсь.

— Какой?

— Секонд-хенд развожу. По точкам. Но не для продажи, понял? Гуманитарная помощь!

— А когда приедешь?

— А я тебе нужен?

— Ну, как?!

...С литературой мы и без него разберемся, а вот в секонд-хенде лучше иметь блат.

Глава 3

И вот на Рождество уже он приехал. Вечером двадцать четвертого договорились с ним встретиться у метро, у башни Думы. Ждал, обзвонился уже ему — и уже когда я отчаялся и сунул свой мобильник в пальто, он явился.

Вокруг сверкала всяческая новогодняя канитель — огромная украшенная елка возле Гостиного, в витринах — крутящиеся снежинки, веселые гномы, щедрые обещания: «Третья шуба даром!» Как вот только до нее добраться?

— Как дела? — сразу спросил он, как только мы сели в пабе.

Седая бородка — и сам румяный, глаза добрые... ну вылитый Дед Мороз! Месяц назад, когда я уезжал от него из Парижа, сунул мешок:

— Отдай, кому нужно.

Я честно ходил с тем мешком в пункт приема гуманитарной помощи... но он оказался почему-то при секонд-хенде, да и рожи приемщиков мне не понравились. Даже в церковь ходил, но и там мне сказали, что вещи не берут, только деньги! Потом прошел слух, что я присвоил себе гуманитарную помощь. Лучше вообще ничего не делать — просто «быть благородным», ничем не рискуя. Это я в пабе ему и объяснял... но он с постной рожей сидел. В общем, с его высокими принципами (хорошо их иметь, живя вне реальности) пониманья не проявил.

— Я как раз привез крупную партию секонд-хенда... — Долгая пауза. — Но согласись — вряд ли можно доверить ее тебе. Ты уже себя показал!

Вкусная пауза... салат оливье. Во Франции почему-то его не встречал.

— Впрочем, если будет какой-то достойный вариант — позвони!

А я, значит, вариант недостойный. Испытатель проекта «секонд-хенд». Но — проворовавшийся!

Посидели с ним бурно... особенно я. А его высокомерье не пострадало. Более того, когда мы уже одевались, он заметил вскользь:

— Хорошее пальтецо!

Это уже меня вывело из себя. Да, пальтецо. На помойку, что ли, надо было выбросить его? Снова ему рассказывать, как я намаялся с ним, чтобы «отдать в хорошие руки!» Вот они, «принципы»... только друзей разделяют. Хороший когда-то был мужик. И все понимал. А теперь!

Тут-то все это и случилось. Между стеклянными дверями у входа в метро в несколько развязной позе мужчина лежал, одетый, явно не по сезону, в спортивный костюм... хотя он вряд ли спортсменом являлся. Короче, не подготовился к зиме. Я скинул свое французское пальто, укрыл «спортсмена». И пошел к эскалатору.

— Эй! — Кузя крикнул.

Но я даже не обернулся. С ним только так.

И я поплыл вниз. А что сделал он, «принципиальный»? Мог бы догнать. Прикрыл бы полой, пока я в одном костюмчике от метро до дому шагал. Вот она, их «доброта»!

Проснулся я в отчаянии. И более того — в панике. Первым делом (всегда так делаю, в тревожное утро), еще не открывая глаз, похлопал по тумбочке... Мобила? Нет! Может быть, в пальто? Кинулся — и пальто тоже нет. Подарил, благородно! Ну что, доволен, мой друг?