Она ткнула пальцем в огромный компьютер в углу — Гунино хозяйство, — и этот «сундук» вдруг запел: «Рио-рита! Р-румба, кар-румба!» — ноги сами пошли. Мы плясали с ней, сцепившись мизинцами. И вдруг дверь с грохотом распахнулась, и вбежал Паша. Он с ходу поймал ее пляшущую левую руку, сжал своей лапищей и молча стал тянуть. Она исчезала по частям, продолжая приплясывать и посылать мне поцелуи. Вот рука ее осталась в каморке только по локоть. И вот лишь кисть трепетала в кладовке, как лепесток. Потом вдруг выскочила пляшущая ее нога и, красиво дрыгнув, исчезла. Все? Но поскольку музыка гремела еще, я решил доплясать. Когда еще выпадет? И опять распахнулась дверь.
— О как! — произнес Гуня и исчез.
— Ну как? — улыбкой встретил меня сосед. — Римма угостила тебя?
— В каком смысле?
— Уж не знаю, какой она выбрала! — захохотал. — Римма и мертвеца разбудит!
Слегка меня покоробило — эта ассоциация с мертвецом!
— Кстати, главный тебя искал!
Вот это некстати.
Паша, в просторном его кабинете, лишь сухо кивнул, что скорее означало не «привет», а «садись».
Заполнил какой-то бланк, подвинул по столу:
— Все! Свободен!
— В каком смысле?
— Во всех. Нечего тебе здесь делать. Когда все созреет, скажу. Если хорошо себя будешь вести.
— А... — я почему-то оглянулся.
— А с ней я сам разберусь. Давай!.. Все. Иди.
Дрожащими почему-то руками манатки свои собирал.
Чего так расстроился-то? Подумаешь! Ну чего думать тут? Последний был шанс! Ты уже на тот свет шел — и вдруг!.. Но как уцепиться-то? Санитаром сюда пойти? Забудь! Вся жизнь промелькнула как миг, а уж за это цепляться. Ну а за что же еще? Давно такого восторга не было. И где? В больнице! Не Он ли это послал? Это тебе не тарелочка. Хотя и тарелочка — тоже. В диком раздрае, со слегка странной для моего возраста сумкой «Плейбой», вышел в коридор. Он здесь почему-то зеркальный. Чтоб видели себя? Соразмеряли возможности? Увидев себя, с отвращением отвернулся. Фу!
Посмотрел назад. И вперед. Неужели не увижу ее? Говорила же, смена кончилась. Но у любви разве есть смены? О чем ты?.. Как подвалило счастье, так и отвалило. И все. Не целую ж вечность тебе по коридору идти? Сзади загрохотала тележка. Не оборачиваясь, застыл. Откуда знаешь, что это она? Духи?
— Посторонись, дядя!
Катила покойника под простыней. Такое, видимо, наказание ей. Но задержалась, однако — тут как раз поворот под прямым углом. В том же прелестном платье! Паша ей переодеться не дал, впряг в работу? Или она сама не захотела? Ладно, не ломай голову!
Взгляды наши встретились на моем отражении в зеркале.
— Считаем, что все случайно, так? — проговорил я.
— А ты как думаешь? Что я тебя такого всю жизнь ждала? — горько захохотала. — Ну, бывай, плейбой!
— Было приятно. — Я поклонился.
Со своим спецгрузом прогрохотала мимо. Но у выхода из отделения обернулась, присосалась губами к пальцам и отчмокнула поцелуй. «Любовь улыбкою прощальной»? Не может быть!
А тарелочку я все же унес!
Дом
Редко кто из больницы в наши дни возвращается на метро, да еще в одиночку. Но мне это удалось. Зато сумка тяжелей стала — на целую тарелочку. Добытчик!
Войдя домой, сразу же доставил радость себе: вынул из сумки тарелочку с уточками, уж не знаю, больничную или мою давнюю. Не надо в ерунде увязать. Поставил их рядом — какая пара! Теперь можем с Нонной красиво завтракать, как культурные люди.
Побриться бы надо. Ч-черт! В мусоропроводе больничном бритвенные принадлежности мои! Потер щетину. Ну, как быть? И вдруг какой-то прилив счастья почувствовал. Что-то понял, но пока не понял — что! Резко распахнул дверь, и — о чудо! — все мои бритвенные принадлежности аккуратно на полочке стоят! Не брал я их: какие бритвенные принадлежности, когда тебя по «Скорой» увозят! Схватил лишь свой верный ноутбук, с которым как раз в обнимку сидел, а бритвенные принадлежности — вот! Да, милость Его безгранична. Притом Он всегда скромно так делает, чтобы чудо реальную подоплеку имело. Побрился, ликуя! А чудо-то как раз в том, что, никакого бритвенного набора на руках не имея, под него с Риммой познакомился. Вот это молодец! Из ванной вышел помолодевший, счастливый!
— Слушай, Нонна! Ну, я уже смирился за пятьдесят лет, что ты не различаешь, где лево, где право. Но верх и низ ты же должна различать! Я, по крайней мере, надеялся!
— Ты что? Сердисси?
— Можно так сказать. Я сказал: положи пельмени вверх. В морозилку. А ты положила их вниз!
Виновато опустила головку, вздохнула.
— Слиплись как колобок! Без обеда остались.
— Так колобок и должен укатиться от всех? — с робкой улыбкой пыталась помириться.
«Лучше ты бы катилась куда-нибудь!» — подумал я.