Ты - задира (СИ)

Я решительно вышла из кабинета и направилась к начальнику — Станиславу Викторовичу с недавних пор. Стучать мне не пришлось, потому что дверь ему так и не поставили, поэтому я зашла так, без стука даже по стене или шёпотом: «Можно войти?». Я и так знала, что можно, потому что такой обалдуй, как он, точно ничем не может быть занят, кроме распития кофе или делания вида, что он занимается чем-то умным. Я кинула два исписанных мною листа ему на стол и встала напротив Стаса, в ожидании ответа.

Он оглядел меня с головы до пояса и, держа в одной руке кружку, другой рукой взял бумаги. Он как-то странно перебирал их, а потом попросту выкинул в урну, прямо на моих глазах. Мои глаза расширились, и мне казалось, что они сейчас вылезут с орбит, от моего такого удивления.

— Что вы себе позволяете! Я увольняюсь. Давайте мне мои деньги за три дня, и я ухожу.

— Никаких денег не будет. Ты не захотела быть со мной в дружбе, поэтому я не хочу отдавать тебе зарплату, какой бы крошечной она не была.

— Да вы… Вы… Я… — что? Ненавидела его? Не-е-т, я точно знала, что это ещё цветочки, по сравнению с моими отношениями со Смирновым.

— Вот тебе бумага и ручка. Пиши заявление и уходи.

— А вы мне казались милым и добрым в первый день, а на самом деле…

— Тебя никто не желает тут слушать, поэтому просто замолчи и делай всё молча.

Я остановилась в проходе и, улыбнувшись, сказала:

— Поставьте дверь, а то некрасиво, что у такого делового человека, как у вас, нет двери в собственном кабинете.

Я услышала, как он выругался и сказал мне идти туда, куда я ещё никогда не ходила. И через пять минут я уже держала курс домой.

И почему меня постоянно окружали всякие подонки? Станислав Викторович даже наплевал на то, что я несовершеннолетняя, что я больная, он попросту хотел дружить, видите ли, со мной. Знала я, что это за дружба, поэтому и не согласилась. Подходя ближе к дому, я подняла голову и посмотрела, горит ли свет в окне маминой комнаты. Странно, но он почему-то не горел. Может, она устала, да легла спать? Я на это очень надеялась, потому что думала, что завтра утром она уже и не вспомнит, что я пришла поздно.

Я тихо открыла дверь ключом и вошла в квартиру. К счастью, мама действительно спала уже у себя в комнате. Время тогда было часов восемь, поэтому я, не поужинав, решила поскорее уйти к себе и сделать домашнее задание. Вот, уже севши за уроки, я вспомнила, что завтра - суббота, и уроков нет. Моё настроение немного поднялось, и я пошла снова в тёмный коридор. Чтобы поискать в карманах курток триста рублей на завтрашний поход в кино, но отыскала я всего лишь жалкую сотню.

И что мне было делать? А если, насчёт дачи уже бы не позвонили, а работа уборщицы не такая уж и оплачиваемая. Чёрт, я её только подставляла и всё усложняла, а реальной помощи от меня она и не видела. Мне было очень стыдно смотреть ей в глаза, я переживала, что она скажет, что ей всё надоело, и что она больше не будет бороться. Мне было её жаль, и я не могла никак улучшить нашу жизнь.

Почему, как в моей жизни всё начинало налаживаться, то сразу случалось что-то, что полностью всё разрушало. Я только обрадовалась, что у меня появилась работа, у меня появилась надежда на скорейшее выздоровление, и тут, опять ужасные люди на моём пути, которые меня сломили. Такими темпами, я чувствовала, что скоро впаду в депрессию, хотя я уже и так была на гране. Надоело мне думать о плохом, поэтому я легла спать.

Мне хотелось проснуться, открыть глаза и перестать смотреть этот ужас, но я не могла. Моё тело точно парализовало. Мне снилось, как я лежу и смотрю вверх, на облака. Вмиг солнца сменилось тучами, а в ушах зазвенел плач вместе со звуками дождя. Я пыталась подняться, но тут, ухватившись за что-то деревянное и мокрое, я ужаснулась. Было тесно, неуютно, потому что моё тело лежало в гробу, а плач — это плач моей матери. Она стояла одна, больше никого не было, кроме тех мужчин, которые должны были придавать меня земле. Мама подбежала ко мне, ладонями схватилась за моё лицо, стало трясти его. Она что-то кричала, просила меня очнуться, но я не могла.

Я чувствовала, что была жива, что сейчас меня закопают живьём, но мама этого не видела. Я отдалялась от неё, так же, как и небо от меня. Я кричала: «Нет! Я жива! Нет!», но у меня ничего не выходило. В глазах потемнело, не только от того, что крышку гроба давно заколотили, а потому что я не могла всё это видеть, я сама зажмурилась от страха.

Как только меня закопали, только тогда я проснулась в холодном поту, а тело моё тряслось, как осиновый листочек.

— О боже, это сон, — выдохнула я, протерев лоб ладонью, — нет, я точно больше не усну.