Ты здесь? (СИ)

До чего же жалко. Стою, веду этот бессмысленный диалог сам с собой, жалея в первую очередь себя, а не чувства того, кого на самом деле люблю. Видимо, в моем случае любить — это значит страдать, принося страдания и своему партнеру. Никудышный жалкий трус Лео, который не заслуживает светлой и чистой любви. Кажется, это в разы хуже, чем россказни про ад — там хотя бы черти издеваются над душой, поджаривая её на огне, а здесь я и сам прекрасно справляюсь с бесконечным поеданием самого себя, делая половину их работы.

Когда она вернется? И вернется ли? Стоит ли мне показаться ей на глаза, попытаться оправдаться за сказанное? Имеет ли смысл продолжать все это? Я не знаю. И от безызвестности ненависть к себе становится единственной панацеей, что помогает заглушить боль. Но и той хватает с лихвой.

Ведь когда Айви переступила порог этого дома, став его полноправным хозяином, я уже знал, что она — это то, что я искал всю жизнь. Смысл. Смысл моего бесцельного существования. Даже после смерти, после стольких лет поисков и надежд, обращенных к не тем людям. Она — якорь, сдерживающий порыв перешагнуть эту черту, спасательный круг, в который я вцепился в надежде, что все станет по-другому.

Похоже, настало время наконец пойти ко дну. Больше ничего не имеет смысла держаться за прошлое или пытаться чувствовать себя живым. Айви точно не придет — теперь я уверен в этом на сто процентов — слишком много было сказано, слишком резануло по живому жестокая правда и её принятие.

Делаю шаг — ветер на улице завывает, заставляя голые ветви деревьев с силой раскачиваться из стороны в сторону. Хлопья снега покрывают землю, словно вуалью; хоровод неспешно падающих снежинок завораживает. Я протягиваю руку, пытаясь поймать хоть одну на ладонь, как в детстве. Но вместо того, чтобы растаять, снег продолжает падать вниз.

Делаю глубокий вдох, на выдохе занося ногу. Страх будто обжигает каждую клетку тела — если бы мог дышать, то задохнулся. Там, где заканчивается крыльцо и где начинается улица по-прежнему темно. Легкий шум волн, тепло, касающееся кончиков пальцев, когда рука постепенно исчезает в темноте. Я закрываю глаза прежде, чем слышу грохот за спиной.

— Нет, Лео!

Голос. Её голос — близкий, вызывающий желание обернуться. Но из-за боязни взглянуть на лицо Айви в последний раз, я не решаюсь разомкнуть глаз. Как-то все не вовремя. Я ведь больше не решусь на этот шаг еще раз.

— Даже не думай, черт тебя подери! — кричит она. Во мне все вспыхивает с новой силой. — Не смей сбегать от меня! Ты же… — я слышу дрожь, — ты же обещал, Лео!

Я стискиваю зубы. Пальцы впиваются в ладонь с такой силой, что при жизни на коже наверняка остались бы глубокие следы от ногтей. До слуха доносятся быстрые и тяжелые шаги. Стоит мне только набраться храбрости, чтобы вновь посмотреть на мир, как вместо привычный темноты вырисовывает красное лицо Айви — дышит тяжело, словно бежала сюда со всех ног. Свет, включенный в гостиной, отблеском освещает серые очи, в которых стоят слезы — меня начинает выворачивать изнутри.

— Отчаяние — это не повод для того, чтобы исчезнуть! — заглядывая вглубь меня, говорит Айви, дыша через раз. — Если ты хотел исчезнуть, то почему именно сейчас? Почему не до нашей встречи? Не до того момента, когда жизнь без тебя станет для меня бессмысленной?

— У меня ничего не получается, Айви, — горько усмехаюсь, стараясь избегать её колючего взгляда. — Так зачем мне тогда оставаться? Ради чего? Попросить тебя спасти меня? Попытаться вернуть к жизни? Или, — слова комом застревают в горле, — попросить умереть ради меня? Обнять, чтобы утешить? Я не могу снова вернуться к жизни! Не существует ни единой книги, что сумела бы подарить мне тело или хотя бы возможность прикоснуться к тебе! Все это — бессмысленно, как и то, что ты до сих пор рядом со мной!

— Но… — рука её тянется к моему лицу, но я отворачиваю голову.

— Ты же знаешь, что ничего не получится! — срываюсь, ощущая, как внутри все дрожит от злобы и бессилия. — Не выйдет, как бы сильно нам ни хотелось верить в обратное! Зачем пытаться? В чем разница, будь я здесь или там?!

Слезы невольно обжигают щеки.

— Черт, черт, черт! — я хватаюсь за голову, пытаясь впиться пальцами в кожу. Не выходит. — У нас с самого начала не было шанса! Я для тебя обуза, как та самая девочка в подсобке.

— Не говори так! — возникает Айви, делая попытку вновь зацепиться хотя бы за одну из моих рук. — Неужели ты так и не понял в чем разница? Или тебя совершенно не волнует то, что будет со мной после твоего ухода? — голос её срывается. — Я больше не хочу сбегать от проблем, Лео! Только благодаря тебе я поняла, что в этом нет никакого смысла! Называй наши отношения как хочешь, думай, что в них нет никакой пользы, но я считаю иначе. Для меня они важны. Ты важен. Твое существование, в конце концов, пускай и не в роли живого человека!

В ней тоже полыхает злость, то самое бессилие, что испытывал я сам, будучи тогда на кухне. Мы смотрим друг другу в глаза, словно чужаки, впервые увидевшие друг друга настолько обнаженными — души, раскрытые нараспашку.