Тыл-фронт

— Теперь, Николай Константинович, прочтите вот это, — подал Савельев вторую шифровку.

Николаенко с тревогой взглянул на командарма и вдруг покраснел:

— Казните, казните! Но больше нет даже ни одного запасного заряжающего! — выкрикнул он.

— Успокойтесь, Николай Константинович! — рассмеялся Смолянинов. — Это по другому поводу.

Николаенко осторожно взял телеграмму.

— Фу-у, отлегло! — выдохнул он, вытирая лицо и шею платком. — Ну что же, эта хорошо написана, даже очень хорошо. Для меня срок более чем достаточный. Будет исполнено, Георгий Владимирович! С завтрашнего дня начинаем с частей Сабуровского направления. Сперва посмотрю боевые порядки разведчиков.

— Их дезертир оказался сыном кулака и бандитом, — вспомнил командарм рассказ Любимова.

— Ну-у? Как же он в армию затесался? — удивился Николаенко.

— Этого не знаю. Очевидно, по призыву. Нельзя ли, Николай, Константинович, человек двадцать взять из разведбатареи в школу сержантов?

— Нежелательно сейчас, Георгий Владимирович. Ей же скоро придется развертываться в дивизион, — возразил Николаенко. — Тоже сержанты нужны. А там закваска хорошая, — и, подумав, добавил: — Если, бы вы сперва дали этот приказ, пожалуй, я запросил бы еще процентиков десять-пятнадцать дополнительно в артиллерию. Ну, да ничего!

2

Генерал Николаенко придирчиво осмотрел боевые порядки батареи Рощина и остался доволен, но приказал иметь еще передовой наблюдательный пункт, выдвинув его к самой границе.

— Вот сюда, — обвел он на карте Тигровый хребет. — Здесь же сплошные топи, товарищ генерал, — пытался возразить Рощин.

— И это говорит разведчик? — остановил его Николаенко. — Для артиллерийского разведчика сплошных топей не существует.

Потратив день на изучение намеченного района, Рощин остановил свой выбор на Сторожевой сопке. «Хороша высотка. Жаль, добираться до нее трудно», — говорил он Бурлову.

Тигровый хребет у самой границы выставлял массивную мохнатую голову — Сторожевувю сопку. Она густо поросла лесом в несколько ярусов. И все это было оплетено виноградником и лимонником.

Граница здесь проходила до южному скату — у самой подошвы сопки. Не один. Рощин сумел разгадать значение высоты, откуда открывался широкий обзор тактической глубины позиций, целой японской дивизии. Разведотдел штаба Сато также обратил внимание на эту сопку, и поэтому в нескольких десятках метров, от нее, по приказу Танака, был оборудован тир. При малейшем движении на Сторожевой, японцы открывали «учебный» огонь, и тогда пулеметные очереди и ружейные залпы косили заросли на скатах и вершине.

На второй день старший лейтенант позвонил капитану Козыреву и попросил его прийти на Тигровый хребет к горелому дубу. Начальник погранзаставы обещал быть.

Ровно в назначенное время Козырев вынырнул из кустов рядом с Рощиным и, подавая руку, пошутил:

— Что за таинственное свидание в таком укромном уголке? Не объясняться ли мне в любви задумали?

— Вот именно объясняться.

— Опасаюсь, что интерес не ко мне, а к владениям начальника погранзаставы… Ну ладно, выкладывай!

— Мне приказано, Кирилл Иванович, оборудовать передовой наблюдательный пункт прямо у границы. Выбирал, выбирал место для этой цели…

— И выбрал Сторожевую? — закончил за неге Козырев.

— Да, другого такого места нет.

— Не выйдет, старший лейтенант!

— Почему?

— По целому ряду причин. Днем на нее доступа, нет: лощина открытая, сунуться туда — верная смерть; ночью не пройдете — сплошная трясина. Даже мои хлопцы по темноте туда не ходят. И главное: японцы не оставят вас там в покое, а на случай стычки вы отрезаны. Никакая помощь немыслима: по лощине, стена «учебного» огня и с их стороны открытые подступы. Очень опасно, Анатолий… А обзор с нее, действительно, хороший, — заключил Козырев, словно подзадоривая Рощина.

— Да, помех много, — задумчиво проговорил Рощин. — Ну, а дипломатических препятствий нет?

— Какие там дипломатические? Земля наша — советская.

— Вот и хороню! — облегченно вздохнул Рощин. — Так как же? — обратился он к Козыреву.

— Ладно. Мне хватит и бинокля, а ты следи в трубу. Так и быть, познакомлю тебя с проходом.

— Слушай, Кириллович! — приказал Рощин Земцову, обладавшему хорошей памятью на местность.

— А-а, медвежатник! Ну слушай, друг, внимательно, если что запомнишь.

— Упомню, товарищ капитан, все до травинки, — заверил тот.

— У подошвы Тигрового дуб развесистый. Видишь? — Есть дуб, — отозвался Рощин.

— От него по болоту трава идет густой темно-зеленой гривой, это начало тропы. В конце гривы — поворот под прямым углом вправо.

— Там как будто куст? — спросил Рощин.

— Вот-вот. Это пограничники сунули. Везде на поворотах такие «кусты» были поставлены, но многих сейчас уже нет.

Козырев пояснял минут сорок. Рощин старался запомнить все мелочи, но терял даже главное.

— Ну запомнил? — с сомнением спросил Козырев. Рощин взглянул на Земцова.

— Если бы пересказать, — неопределенно проговорил тот.

— Давай, давай! — ободрил его Козырев.

Земцов встал, достал из кармана карандаш, аккуратно свернутый клочок бумаги и, к немалому удивлению начальника погранзаставы, отвернулся от Сторожевой.