Тыловики (СИ)

После недолгих размышлений оставляю Котлякову его «МП» с тремя снаряженными магазинами. Остальное оружие забираю. Станичники должны увидеть, что все напавшие на немцев бойцы уничтожены. Надавал Котлякову кучу инструкций, тепло попрощался с красноармейцами и повел свой крошечный отряд обратно в станицу.

После недолгих размышлений оставляю Котлякову его «МП» с тремя снаряженными магазинами. Остальное оружие забираю. Станичники должны увидеть, что все напавшие на немцев бойцы уничтожены. Надавал Котлякову кучу инструкций, тепло попрощался с красноармейцами и повел свой крошечный отряд обратно в станицу.

Всегда после таких мероприятий возвращаемся радостные, весело обмениваемся впечатлениями, хохочем во всё горло. Сейчас же идем, молча, уныло вытираем потные лица рукавами кителей, без интереса смотрим под ноги. Ко всему прочему три винтовки весьма существенно оттягивают мне плечи. А еще на шее болтается свой собственный «шмайссер», будь он неладен! Хорошо, что хоть остальные винтовки несут ребята. А то мне совсем плохо бы пришлось. Уф! Что-то я сильно подустал за сегодняшний день. А он, между прочим, всё никак не закончится. Всё тянется и тянется, уже два раза за полдень перевалил, а конца-краю ему так не видно.

— Завидую твоему спокойствию, Серега, — раздается сзади голос Торопова. — Вот я иду, а у самого от страха живот сводит и ноги как ватные.

— С чего бы это? — удивляюсь я и смотрю вперед. До околицы идти осталось всего ничего, ближайший к дороге курень приветливо приглашает посидеть в тени деревьев.

— Да всё думаю, что сейчас заедут в станицу немцы и всё для нас очень быстро закончится, — Толя прикладывается к фляжке, жадно пьёт. — Даже во время боя так страшно не было как сейчас.

— Успокойся, — забираю у Торопова флягу и тоже делаю несколько глотков. — Мы же знаем, что немцы только завтра приедут. Что зря переживать?

Толик печально вздыхает и с неподдельным изумлением спрашивает у меня:

— А что, кроме несчастного взвода ремонтников в вермахте больше нет ни одного подразделения? И никто кроме них больше не может зайти в станицу?

Шипилов ехидно хмыкает и толкает Толика в бок:

— Герр унтер-офицер о таких пустяках даже не задумывается. Он занят глобальными проблемами.

— Это, какими же? — потеряно спрашиваю я и ощущаю, как во мне, медленно, но верно поселяется отвратительный, липкий страх.

— Я так думаю, герр унтер-офицер размышляет сейчас о месте проведения следующей реконструкции, — Шипилов фальшиво улыбается и неестественно смеется. — А что! Хорошая кстати идея! Предлагаю следующее мероприятие провести на главной улице Берлина!

Андрей продолжает натужно шутить, Торопов в ответ лишь страдальчески кривит лицо. Входим в станицу. Теперь мне кажется, что за каждым плетнем и деревом притаился немец. А то и два. Затаив дыхание, злобно смотрят на нас сквозь прорези прицелов. Ждут, когда мы подойдем поближе. Чтобы немного взбодриться, трясу головой, со лба и кончика носа на дорогу летят крупные капли пота. Шипилов прекратил болтать, схватил меня за рукав и остановился.

— Мужики! Мы же как-то должны сказать местным, что всё закончилось! — Андрей устало снял с плеча две винтовки, упёр приклады в землю. — Кто из нас по-русски говорить может?

Мы с Тороповым одновременно начинаем хохотать. Шипилов обиженно смотрит на нас, потом машет рукой и присоединяется к общему веселью. Отсмеявшись, Андрей поясняет:

— Я хотел выяснить, кто из нас по легенде умеет разговаривать по-русски?

— Да пожалуй, что и никто, — немедленно отзываюсь я. — Хотя несколько русских слов всё должны к этому времени выучить.

Быстро обсуждаем мою мудрую мысль, и немедленно воплощаем её в жизнь. Лучше всего говорить «по-русски» получается у Торопова. У него оказался изумительный немецкий акцент. Теперь он идет впереди и кричит во всё горло:

— Все бандит есть уничтожен. Житель станица больше не есть бояться! Житель станица есть защита германский оружие!

Люди к нам не выходят. Но уже слышно, как во дворах хлопают двери, народ покрикивает на собак, где-то раздаётся скрип колодезного журавля. Подходим к куреню с железной крышей. В дорожной пыли тускло блестят стреляные гильзы. Их довольно много. Винтовочные подлиней, мои — смешные, короткие. В фасадном окне мелькает седая борода. Понятно. Один из дедов по-прежнему бдит на посту. Открывается дверь и во двор выходит женщина лет пятидесяти. На ней длинная юбка до щиколоток, белая блуза без рукавов. На голове платок. Увидела меня, всплеснула пухлыми руками и быстро заскочила обратно в курень.