Доктор прослушал легкие Тысячи Чертей, измерил пульс, изучил мочу и взял образец крови. На основании обследования он заключил, что трихины у медведя не было. Ветеринар выписал по-английски свидетельство, где подтверждалось, что животное совершенно здорово и находится в хорошем физическом состоянии. Тысячу Чертей взвесили на весах для лошадей, сейчас медведь весил 127 килограммов, то есть за зиму сбросил 15. Достойный результат, решил Хуусконен.
После распада Советского Союза неспокойно было и на Украине. Движение в одесском порту утихло, иностранные торговые суда прибывали изредка, ни один пассажирский корабль сюда не направлялся. Таким образом, ждать возможности наняться на корабль приходилось долго, и это время тратилось на обучение Тысячи Чертей. С ним основательно повторили пройденное прошлой осенью на Соловках. Способный и услужливый медведь вспомнил занятия по ведению хозяйства. Он также повторил усвоенную ранее танцевальную программу и разучил новые танцы. Однако с наибольшим энтузиазмом Тысяча Чертей снова усваивал религиозные обычаи. Он умел непринужденно и набожно делать жесты, характерные для представителей разных религий и конфессий, бросался ниц, повернув нос в сторону Мекки, и завывал, как лучший мулла. Он осенял себя благоговейным православным крестным знамением и превосходно участвовал как в римско-католических, так и в лютеранских богослужениях. Медведь был набожнее, чем пастор Оскари Хуусконен когда-либо, хотя тот все-таки был человеком и священником.
Таня и Оскари приехали в Одессу завербоваться на какой-нибудь пассажирский корабль, но в порту было тихо, там стояли только военные балкеры, а также несколько танкеров. Да, с работой было непросто.
На Соловках Оскари Хуусконен привык хлестать водку и, вопреки Таниным советам, в Одессе тоже оставался не слишком трезв. По этому поводу у пары возникали ссоры, что неудивительно, ведь Хуусконен пил уже ежедневно. По вечерам он часто бывал настолько не в форме, что лежал в номере, вытянув ноги, и храпел; воняло от него, как от свиньи. Теперь это расстраивало даже медведя. Таня боялась, что, деградируя такими темпами, пастор наложит на себя руки, и становиться свидетельницей этого плачевного события ей не хотелось.
– Занялся бы ты чем-нибудь другим, а то, пока ты в таком виде, от тебя одни огорчения.
В какой-то момент Оскари Хуусконен понял: Таня права. Он ощутил настолько сильные угрызения совести, что принялся взвешивать, а не взяться ли ему на время ожидания за какую-нибудь работу, вместо того чтобы пьянствовать. Только на что же мог рассчитывать простой священник в этом убогом портовом городе?
– Устрой хотя бы эти ваши службы с Тысячей Чертей, если они вас так увлекают, – ядовито сказала Таня.
Сама того не желая, она случайно придумала подходящее дело для пастора и медведя.
– Точно! Попробуем приступить к миссионерству в портовых кварталах – там болтаются тысячи отчаявшихся страдальцев, которые не знают о милости и утешении Господа Вседержителя.
Пастор Хуусконен тут же взялся за составление планов по спасению несчастных одесских душ. Таню он позвал с собой в качестве переводчика, ведь они собирались распространять веру среди представителей низших слоев общества. Таня противилась: она считала, что одесские моряки, солдаты-пьяницы, проститутки и преступники всех мастей должны отправиться к черту, раз однажды избрали такой путь. Оскари не сдавался. Вечером того же дня он взялся за дело. Пастор надел на шею Тысячи Чертей цепочку, с которой свисал крест, облачился в черную мантию и ушел.
Найти притон осужденных на вечные муки было нетрудно. Нищие, проститутки, преступники и прочий сброд выползли в сумерках из своих логовищ. Пастор начал работу в портовых кабаках – благо публики было в избытке.
Сначала все шло замечательно. Таня по-русски представляла пастора и медведя, и они принимались за дело: Хуусконен проповедовал и пел псалмы, а Тысяча Чертей крестился и молился.
Публика отнеслась к миссионерской деятельности Хуусконена с удивлением, многие даже слушали проповедь и с восторгом похлопывали Тысячу Чертей. Миссионерский патруль продвигался от одного злачного места к другому. О них уже пошла молва: в Одессу прибыл сумасшедший финн, чтобы спасти горемык, свернувших на путь погибели. После представлений пастору услужливо предложили водку. На этом этапе Таня сообщила, что возвращается в гостиницу: она сочла, что богоугодная деятельность приобрела слишком земной оборот.
– Сюда мы пришли искоренять пьянство и другие грехи, а не напиваться, – объявила она и оставила Оскари и Тысячу Чертей в прокуренном кабаке.