Тысяча дней и ночей (СИ)

  Шакр-Зейда хлопнула в ладоши и в опочивальню проскользнула юная дева с худощавым станом и тяжкими бёдрами, насурьмленными веками и овальным лицом, в лучшей одежде, какая есть из одежд. Её глаза поражали сердце колдовскими стрелами, речь была нежнее ветерка на заре, а слюна слаще патоки. Скорпионы её локонов ползли по щекам и были черны как уголь или ночной мрак. Дундун походила на гибкую трость бамбука или на жаждущую газель. Она не скрывала своей прелести, покачивала бёдрами и виляла задом, унижая своей стройностью копьё, а красотою превосходя красавиц всех стран, достигших предела желания.

  - Да продлит всевышний твою жизнь, да увеличит твоё достоинство и величие! - произнесла Дундун, поздоровавшись с царём и поклонившись ему.

  Взяв Рияра за подбородок, Шакр-Зейда повернула его лицом к себе.

  - Не глазей так на мою сестру, повелитель, - произнесла она с наигранным упрёком. - Не то я заревную. Ведь я куда больше подхожу тебе в качестве жены и царицы, чем глупышка Дундун. Уже к семнадцати годам я в совершенстве изучила язык, грамматику и чистописание, толкование гороскопов, основы законоведения и религии Спитамы Заратустры, врачевание и времяисчисление. Также я овладела игрой на музыкальных инструментах, у меня приятный голос и я хороша в стихосложении, могу писать любым стихотворным размером - хафифом, тавилем, мадидом, баситом, камилем, вафиром, хазаджем, реджезом, ремелем, сари, мусанихом, муджетесом, мутакарибом...

  - Довольно слов! - нетерпеливо вскричал шах Рияр.

  Пока Шакр-Зейда перечисляла свои навыки, царь кидал на неё взгляды, вызывавшие тысячу вздохов. Влечение к ней вспыхнуло в его сердце и он перестал владеть своим умом. Развязав жене шальвары, шах увидел ноги белее мрамора, а над ними хрустальный купол живота. Он обнял её и положил её ноги себе вокруг пояса, а Шакр-Зейда прильнула к мужу налитой грудью, сплела руки на его шее и встретила ненасытный мужской напор поцелуями, вскрикиваниями и заигрываниями. И рядом Дундун умело ласкала голубкам определённые места, усиливая чувственность и продляя удовольствие. Шах Рияр забивал в пушку заряд и выстреливал, и попадал в цель, и так много-много раз.

  После соития, когда молодожёны утолили страсть и отдыхали в объятиях друг друга, Дундун подала им фрукты с прохладительными напитками и устроилась рядом, овевая разгорячённые тела опахалом.

  - О сестрица, порадуй нас занимательной историей, - попросила она.

  - Если будет угодно моему повелителю, - отвечала Шакр-Зейда. - Когда он откроет мне свой слух и взор.

  - Мой слух и взор здесь, - устало махнул рукой шах Рияр.

  И тогда из уст Шакр-Зейды полились похабные и мерзкие истории, одна гаже другой. То чёрные евнухи делились друг с другом воспоминаниями о том, как и за что их оскопили, то распутные женщины завлекали к себе прохожих и вытворяли с ними всякие непотребства, то говорящие животные втайне глумились над хозяевами-людьми, включая царей и жрецов. При этом через слово поминался всевышний, как бы вовлекаясь в эту мерзость, что делало истории прямо-таки эталоном богохульства.

  Всякий раз Дундун восторженно хлопала в ладоши и восклицала:

  - О сестрица, как сладостен твой рассказ, как он хорош, усладителен и нежен!

  Только царь не разделял этих восторгов. Он утомился, ему хотелось вздремнуть, а непрерывный щебет обеих сестёр не давал ему покоя. Вдобавок у царя неожиданно разыгрался приступ мигрени и чем хуже ему становилось, тем с большим рвением Шакр-Зейда вещала о чертовщине и непотребствах и тем богохульнее становились её истории. Боль словно отнимала силы у шаха и передавала Шакр-Зейде.

  "А что будет, если прожить с нею всю жизнь? - невесело подумал он. - Ведь эта неугомонная балаболка раньше срока в могилу сведёт. Мелет и мелет, никак не заткнётся, трещит как сорока. Ей-то что? Продрыхнет завтра весь день, а мне, невыспавшемуся, с утра страной управлять. Всё-таки правильно я делаю, что сразу казню этих кудахтающих куриц..."

  - Масрур! - позвал он палача.

  На зов шаха явился рослый детина. Он ловко и быстро связал осекшуюся на полуслове Шакр-Зейду и заткнул ей рот. Дундун куда-то незаметно исчезла. Палач взвалил женщину на плечи и утащил в подземные дворцовые казематы, где кончали жизнь все царские жёны.

  Сразу же сделалось шумно. Когда в опочивальне находилась Шакр-Зейда, эта часть дворца словно вымерла, теперь же повсюду снова суетились слуги. Тем не менее, никто из них не мог сказать, куда подевалась сестрица Дундун. Никто вообще не видел похожей девушки.

  "Ну и семейка подобралась!" - подумал шах Рияр, после чего, немного поворочавшись, с грехом пополам заснул. Однако сон не принёс отдохновения. Кошмар следовал за кошмаром. Шах то забрасывал в море сети и вытаскивал разбитый кувшин, из которого шёл дым, оборачивающийся джинном, то говорящие ослы с гротескными мордами ревели ему в лицо непристойные и богохульные реплики, то какие-то голые женщины хватали его и высасывали кровь...

  Проснувшись утром, шах, ещё не открыв глаз, почувствовал рядом чьё-то присутствие и сразу напрягся, подумав о покушении.