Тысяча эпох. Искупление

Фа Линь отпихнул его, толкнув в грудь. Потянулся за еще одной сигаретой и едва не уронил пачку из-за своих нервных движений. Выругался, выдыхая дым.

– Вторую почти сразу? – спросил Ван Цин.

– Иди ты! Ты меня слышал вообще?

– Что?

– Из-за тебя это или не из-за тебя – какая теперь разница? Или ты хочешь, чтобы я наплевал на то, что ты мой брат, и сделал вид, что я тебя не знаю? Ты на это своими выходками мне намекаешь?

Ван Цин молча смотрел на него, пока он подносил сигарету ко рту, сжав пальцами фильтр так, что тот смялся, и делал глубокую затяжку. Поморщившись от дыма, Фа Линь резко опустил руку, со злостью сбивая пепел.

– Что ты молчишь? – спросил он. – Мне заявление, может, публичное сделать? «Это не мой брат, я его не знаю, приблудился случайно»? Так вот хрен тебе!

– Фа Линь…

– Иди в жопу! Бесишь меня! Если ты рассчитывал, что я так и поступлю, не подходи даже ко мне больше! Я много что сделал ради этого бизнеса, это все, что я умею, все, что у меня сейчас есть, все, во что я вкладывался, но, раз ты смеешь думать, что я отвернусь от семьи, чтобы решить какие-то свои проблемы, можешь прямо сейчас пойти к чертовой матери! – Фа Линь с досадой пнул бетонную ограду носком ботинка. Даже со стороны это выглядело болезненно.

Ван Цин почувствовал себя виноватым. Он не подразумевал ничего подобного, когда говорил, что от него лучше держаться подальше, но Фа Линь всегда все утрировал, а еще умел оказываться в некоторые моменты прав даже в этом. Он не просил отказываться от него, лишь не влезать в эту историю. Ван Цин не выдержит, если еще хоть что-то пойдет не так из-за его несдержанности, из-за его желания восстановить справедливость, вмешаться здесь и сейчас, никогда не выбирая опцию промолчать.

Но как заставить держаться подальше собственную семью? Как уберечь их, если они все такие же упрямые, как и он сам?

Он взглянул на выцарапанную надпись на парапете.

Они всегда все делали вместе.

Несмотря на вставший в горле ком, Ван Цин улыбнулся и, приблизившись к Фа Линю, обнял его за плечи, как делал это всегда, навалившись всем весом.

– Отвали! – гаркнул брат, но он только рассмеялся, даже не намереваясь его отпускать.

Фа Линь отвернулся от него. Ван Цин пихнул его бедром.

– Дай сигарету.

– Пойди и возьми себе свою!

Ван Цин усмехнулся, извернувшись, выхватил тлеющую сигарету из его пальцев и сразу затушил. Фа Линь посмотрел на него так, словно он прямо на его глазах кого-то убил и расчленил.

– Какого…

– Мигрени давно не было? Хватит курить, – сказал Ван Цин.

Даже в темноте он увидел, как Фа Линь побагровел.

– Ты моя мигрень! Я тут с тобой уже полчаса торчу, а теперь мне еще и покурить нельзя? И вали с моей территории! Это моя крыша!

– Так это я ее нашел!

– Я велел тебе не совать свой нос в основное здание!

Ван Цин засмеялся. Внизу погасли фонари, и он бросил взгляд на площадку, на которой уже не было ни Лун Аня, ни Тао Ю с Каей. Темнота заволокла павильоны и внутреннюю территорию «Тысячи эпох», скрыв от глаз прогоревшую траву и красную надпись на ней.

* * *

Начавшаяся поздней осенью война с бывшим союзным государтсвом Гуаси не застала врасплох, но и не щадила никого. Не добившись нужных сведений от семьи Лун и измены от Ван Сяоши, советник Го заставил наследного принца дать бой соседним землям, решив, что возьмет верх и без чьей-либо помощи.

Одержимый местью за смерть отца и соучеников Фа Шэньхао собрал и лично обучил сильное воиско. Он перестал быть тем легким на подъем беззаботным юношей, каким его с самого детства знал Ван Сяоши. Черты его лица после пережитого огрубели, в осанке появилась воинская выправка, и он быстро заполучил расположение и уважение не только своих солдат, но и всего командования.

Лун Байхуа с братом тоже не теряли времени даром, заручившись поддержкой многих именитых семей и школ. Ван Сяоши разрывался между полем боя и развернувшимся близ столицы госпиталем. И он, и Лун Байхуа принимали участие в битвах, а после, когда другие солдаты отдыхали, они занимались ранеными, до зари подготавливая снадобья и защитные талисманы, останавливая кровь и вправляя переломы. Ван Сяоши научился понимать, выживет воин или умрет, по одному взгляду на увечья. Он и сам не заметил, в какой момент настолько изменился. Казалось, войне не будет конца, а беззаботная жизнь, когда он готов был тратить духовные силы на то, чтобы вернуть к жизни маленького вьюрка, лишь бы удивить Учителя и привлечь внимание Лун Байхуа, навсегда ушла в прошлое, покрылась коркой крови и слоем пепла.